32 
Все эти мысли роились в голове Андреа, пока он разглядывал роскошное декольте Дивы, которая, в свою очередь, изучала его, причем гораздо более профессионально. У нее был опытный, искушенный взгляд барышника, однако Андреа знал, что выглядит безупречно: мускулы, зубы (если не считать пресловутого резца), кожа, волосы – придраться было абсолютно не к чему, он всегда следил за собой. И Дива, должно быть, признала это, ибо тотчас же шутливым жестом пригласила Андреа пройти к ней в каюту, а затем затворила за ним дверь.
– Усаживайся, – проговорила она. – Что будешь пить?
– Кока-колу, – последовал ответ. – Но не хочу утруждать вас, я сам себе налью. У вас тут в каюте наверняка есть мини-бар?
Каютные мини-бары вызывали у Андреа, еще не привыкшего к роскоши, неподдельный восторг, которого Дориаччи, кажется, не разделяла.
– Он у меня в спальне, – уточнила она, указывая ему на ложе отдохновения, отделанное под красное дерево. – Что до меня, то налей мне, пожалуйста, стопочку водки.
Андреа буквально влетел в спальню, окинул восхищенным взглядом огромную постель и лишь потом занялся содержимым мини-бара; в каюте царил страшнейший беспорядок, однако беспорядок соблазнительный: повсюду валялись предметы туалета, журналы, веера, партитуры, даже книги, в большинстве своем, насколько он мог понять, художественные произведения, причем явно читанные.
Он подал Дориаччи рюмку водки и отхлебнул огромный глоток кока-колы. Сердце у молодого человека бешено забилось, он умирал от жажды и застенчивости. Вожделение же напрочь покинуло его.
– Не взбодришься ли чем-нибудь, чтобы привести себя в форму? – спросила она. – Ты что, собираешься заняться этим на трезвую голову, натощак?
Слова эти прозвучали скорее насмешливо, чем страстно, и Андреа покраснел, услышав столь лишенное романтики «заняться этим». Уклоняясь от скользкой темы, молодой человек быстро спросил:
– Какую красивую вещь вы спели! Что это?
– Одна из главных арий оперы Верди «Дон Карлос». Тебе понравилось?
– Еще бы!.. Она великолепна! – высказался Андреа, весь загоревшись. – Вначале казалось, что арию исполняет совсем юная девушка. Потом, что поет зрелая женщина, очень жестокая… Вообще-то говоря, я ничего не понимаю в музыке, но мне она нравится, пусть это глупо… А может быть, вы меня научите в этом разбираться? Боюсь, что моя некультурность будет вас раздражать, поскольку…
– В этой области – никоим образом, – с улыбкой ответила Дориаччи. – Однако в других – да. Тяга к просветительству у меня полностью отсутствует. Тебе сколько лет?
– Двадцать семь, – произнес в ответ Андреа, машинально прибавив себе три года.
– Как немного! А ты знаешь, сколько лет мне? Я ведь тебя старше более чем вдвое…
– Не может быть! – поразился Андреа. – А я-то полагал… а я-то думал…
Он сидел на самом краешке кресла в новеньком, с иголочки смокинге, а волосы у него на макушке стояли торчком; Дориаччи прохаживалась вокруг него, веселая и одновременно настороженная.
– Ты вообще еще чем-нибудь занимаешься в жизни, кроме того, что пытаешься стать меломаном-любителем? – поинтересовалась она.
– Да нет, ничем. А меломаном – слишком громко сказано, – простодушно заметил он.
Дориаччи расхохоталась.
– Ты часом не связан с рекламой или прессой? Тебя случайно не печатают где-нибудь в Париже или в провинции?
– Я всего лишь из Невера, – жалобно пробормотал он. – А в Невере нет ни настоящей прессы, ни рекламных служб. Сами понимаете, в Невере вообще ничего нет.
– Ну а кого же ты предпочитаешь в Невере? – вдруг резко выпалила Дориаччи. – Мужчин или женщин?
– Ну, конечно, женщин, – с полнейшей естественностью проговорил Андреа.
Он ни на минуту не задумывался над тем, что, заявив о своих предпочтениях, он вынужден будет подтверждать их фактами.
– Все они так говорят, – произнесла реплику в сторону Дориаччи, непонятно почему раздраженная.
И она тут же направилась в спальню, сделав тот самый недвусмысленный жест, который давеча так смутил Андреа. Скинула с себя обувь, не раздеваясь, разлеглась на постели, закинула руки за голову и принялась насмешливо разглядывать молодого человека как бы свысока, несмотря на то что Андреа стоял во весь рост – метр восемьдесят…
– Да садись же, – проговорила она. – Вот сюда…
Он уселся рядом с нею, и она опять поманила его указательным пальцем, правда, очень медленно. Андреа склонился над ней, обнял ее и удивился свежести ее губ, от которых пахло мятой, а не водкой. Дориаччи, казалось, пассивно, инертно позволяла себя обнимать, и потому Андреа был удивлен вдвойне, когда она точным движением подала руку вперед и рассмеялась.
32 
