27 
– Забавно, но то, что вы говорите, месье Бежар, – заявила она, – в точности соответствует моим впечатлениям! Я тоже нахожу, что Кройце играет Дебюсси в столь… нежной, в столь… грустной, в столь… обволакивающей манере, как Шопена… Однако я не осмеливаюсь заговорить об этом, ведь мы тут окружены такими знатоками! У меня на это тоже не хватает смелости.
– Да вы, Кларисса, великолепный знаток музыки! – воскликнул Эрик, повернувшись к ней. – Так что не надо постоянно себя недооценивать, вам просто не поверят.
– Мне себя недооценивать? Но с какой стати мне себя недооценивать, Эрик? Для этого я должна иметь какую-то цену! А я так и не привожу тому весомых доказательств, не так ли? И по поводу музыки тоже!
Голос у нее стал вызывающе веселым, и Симон Бежар стал смеяться вместе с ней, и смеялся тем веселее, чем более раздраженным выглядел красавчик Эрик. Он смерил Клариссу взглядом с головы до ног, а его голубые глаза стали похожи цветом на хлорированную холодную воду корабельного бассейна.
– На мой взгляд, – проговорил Эрик, – приводимых вами доказательств предостаточно. Вас это устраивает?
– Да, но в данном случае я бы предпочла, чтобы это было на ваш слух…
Кларисса хохотала, внезапно избавившись от своей обычной меланхолии и поддразнивая своего повелителя:
– Мне бы очень хотелось играть для вас на клавесине… Генделя, по вечерам, у камина, когда вы вычитываете журнальную корректуру…
– Генделя за добрым выдержанным арманьяком, как я полагаю?
– Почему бы и нет? А вы запивайте корректуру миндальным сиропом, если это для вас предпочтительнее!..
Они совсем позабыли о Симоне в этой пикировке, но он пришел в восторг от того, что ему удалось ее спровоцировать, и, подняв вверх сжатую в кулак правую руку Клариссы, проговорил низким голосом с марсельским акцентом:
– Кларисса Летюийе, согласно решению технической комиссии, вы объявляетесь победителем по очкам!
И он расплылся в улыбке, зато ответный взгляд Эрика был враждебно-неподвижен.
Симон отпустил руку Клариссы и едва заметно кивнул в знак извинения и сожаления, однако она улыбнулась ему без всякого стеснения или беспокойства.
– А не пропустить ли нам в баре по рюмашке? – предложил Симон. – В конце концов, нас тут двое меломанов и двое необразованных тупиц. И вы можете преподать нам по уроку…
– Лично я никому не преподаю уроков, – заявил Эрик тоном, полностью противоречащим содержанию его слов. – Более того, я полагаю, что вот-вот начнется выступление Дориаччи.
Поднявшиеся было с места Кларисса и Симон послушно уселись обратно. Ибо включились все четыре прожектора и начали мигать, что означало продолжение программы. Ольга перегнулась через кресло и прошептала Эрику на ухо:
– Извините… Примите мои извинения за него.
Она отдавала себе отчет, что произносит это заискивающе и слегка наигранно. Но как же она перепугалась! Как мог Симон предложить выпить этой самой Клариссе Летюийе, зная, что она является алкоголичкой, к тому же закорене?.. закостене?.. в общем, всем известной. Как только он осмелился разговаривать в подобном тоне с этим великолепным викингом, с человеком из высшего общества и к тому же отрицающим деление на сословия? Ибо не надо быть сверхпроницательным, чтобы понять: Эрик Летюийе – это человек с обнаженным сердцем… нет, с обнаженными костями… да нет же, нет и нет… с обнаженной душой… Нет! Ну а оставаться или нет с тем, кто съехал с катушек, зависит только от нее. «Как я могу оставаться с типом, которого я больше не уважаю? Я более не могу нести ответственность за Бежара» (версия для Мишлины). «Я больше не выношу Симона» (версия для Фернанды).
– О чем ты задумалась? Ты что-то не очень хорошо выглядишь, может быть, обед пошел не впрок? – поддел ее обреченный на забвение возлюбленный.
– Да нет, ничего подобного. Все было хорошо, я тебя уверяю, – выпалила она, перепугавшись не на шутку.
Почему он старается быть таким вульгарным, таким тривиальным? Ольга, готовясь описывать свои медитации поэтико-музыкальными сравнениями, зашла в тупик. «У меня отвалились руки, – подумала она. – Вот видишь, Мишлина, руки у меня отвалились…» Однако последний раз, когда она употребила это выражение, Симон встал на четвереньки и начал, хохоча во все горло, делать вид, что шарит по ковру в поисках этих самых рук… Над вещами такого рода он всегда насмехается. Есть на свете такая порода мужчин, у которых подобные вещи вызывают смех. Самодовольные трепачи! И таких предостаточно. К примеру, на судне она насчитала как минимум троих, готовых одобрительно смеяться заносчивому (и ложному, как она собирается доказать) принципу Симона Бежара в делах любви: «Я подыхаю со смеху или отрываюсь с концами». В их числе Жюльен Пейра, весьма соблазнительная, но совсем не серьезная личность, во всяком случае, судя по всему, в сети не ловится; имеется также этот смазливый, несмотря на свою ориентацию, Чарли, который готов смеяться вместе с мужчинами; а еще, без сомнения, этот светловолосый жиголо Андреа.
27 
