Последние отзывы

  29  

Стукнула входная дверь, и кто-то возбужденно воскликнул ещё в прихожей:

— Густль, мы крезы! Целых две кроны! Он купил обе акварели.

Вслед за тем в «студию» ворвался длинноволосый и бородатый субъект, отмеченный той же артистической небрежностью в одежде (а проще говоря, бедностью таковой) и, победоносно демонстрируя две небольших серебряных монетки, продолжал сгоряча:

— Две кроны, Густль! Можно будет в лавке…

Только теперь он заметил Бестужева (торопливо гасившего папиросу в импровизированной пепельнице) и смущённо умолк. Деланно откашлялся, зажал монеты в кулаке.

— Вот это и есть автор работ, — сказал Кубичек. — Мой друг Адольф Шикльгрубер.

— Готлиб Краузе, — поклонился Бестужев.

Он сразу определил, что художнику, несмотря на старившую его окладистую бороду и длинные волосы, было не более двадцати: Аргамаков охарактеризовал очень точно, действительно занятный молодой человек с внутренним огоньком в глазах и лихорадочным румянцем на щеках, свойственным людям с больными легкими.

— Я только что осуществил ещё более успешную сделку, Ади, — ухмыляясь во весь рот, сообщил Кубичек. — Господин Краузе был так любезен, что приобрёл твоих работ на пятьдесят крон золотом. Да-да, я не шучу. — Он гордо продемонстрировал только что полученные от Бестужева монеты.

На лице юного бородача удивление понемногу сменилось блаженством. Бестужев, имевший кое-какое представление о нравах и пристрастиях богемы, радушно предложил:

— Господа, а не послать ли в лавку за вином в честь хорошей сделки и приятного знакомства? Должна же здесь быть какая-нибудь служанка?

— О нет, ни в коем случае! — энергично запротестовал Шикльгрубер… — Знаете, герр Краузе, когда я пять лет назад сдал экзамены в реальном училище, мы с товарищами отметили это пирушкой с вином… и переусердствовали так, что меня, лежащего на дороге, утром разбудила проходившая доярка. С тех пор я дал себе клятву в рот не брать спиртного. Конечно, если Густль…

— С удовольствием! — воскликнул Кубичек, явно не страдавший свойственным его другу пуританством.

Бестужев расстался ещё с несколькими серебряными монетами. Кубичек отправился за служанкой, очень быстро на освобожденном от нот ветхом столике появилась бутылка вина с двумя бокалами, чашка кофе для Шикльгрубера и небольшой кулек с финиками (лавка, должно быть, занималась и колониальными товарами). Вооружившись огромным старинным штопором, Кубичек с большой сноровкой извлек пробку из бутылки дешевого мозельского. Бестужев ухмылялся про себя. Пользуясь профессиональной терминологией, он самым успешным образом здесь легализовался. Вот только за всё это время так и не появился Штепанек, коему вроде бы полагалось тут обитать, — а в спальню не заглянешь без надлежащего предлога…

Бокалы звякнули не особенно и мелодично.

— Вы откуда будете, Готлиб? — поинтересовался Кубичек, решив очевидно, поддержать светскую беседу. — Выговор у вас не прусский… да и трудно представить пруссака, покупающего картины. Скорее уж Саксония?

— Я из Риги, — сказал Бестужев, — подданный Российской империи. Знаете, что самое забавное, Адольф? Вашу фамилию я вспомнил, потому что видел ваши акварели более года назад в Сибири, человек, который мне их показывал, купил их у вас в Вене. Вы его, конечно, не помните, а он запомнил. Я тоже, и мне ваши работы, как видите, крайне понравились…

— В Сибири? — воскликнул Кубичек ошарашенно.

Лица обоих юнцов стали прямо-таки ошеломлёнными, рты открылись.

— Вот это популярность, Ади! — рассмеялся Кубичек. — Твои работы — в Сибири! Готлиб, вы хотите сказать, что они там в Сибири вешают картины у себя в шатрах?

На сей раз изумлен был Бестужев:

— В каких шатрах?

— Ну как же, — уверенно сказал Кубичек. — Я видел где-то на картинке. В Сибири все живут в таких особых шатрах…

— Из шкур, — уверенно поддержал Шикльгрубер.

Бестужев присмотрелся к ним пытливо — нет, оба были крайне серьёзны и нисколечко не шутили. «Интеллигенция, — подумал он печально. — Творческие люди, музыкант и живописец…»

— Вы, быть может, удивитесь, господа, — сказал он, — но в Сибири хватает городов, и немаленьких.

— Правда?

— Честное слово коммерсанта, — сказал Бестужев.

— Надо же… А как вам живётся в России? Там же жуткая тирания, жандармы хватают людей на улицах за любое неосторожное слово, бьют плетьми и заковывают в кандалы…

  29