Младшая сестра кивнула.
— Сегодня у моей с-с-свекрови день сплетен, она сейчас у жены галантерейщика Самуэльсена. Она пробудет там весь день. О, Суль, как хорошо снова видеть кого-нибудь из с-с-своих! Так хочется поговорить, когда тебя не обрывают и не поучают…
Она заплакала.
Суль обняла ее, с ужасом внимая ее безудержному плачу, сдерживаемому в течение нескольких месяцев одиночества.
Когда сестра немного пришла в себя, Суль услышала всю ее историю. Лив неизбежно должна была кому-то все рассказать.
— Я не хочу наговаривать на своего мужа, но…
— Говори, говори, — подбодрила ее Суль, — тебе нужно высказаться, это бывает нужно каждому, мне кажется…
— Он переделывает меня, Суль! Согласно своим собственным представлениям о покорной, глупой и услужливой жене. Все, чему я научилась дома, подвергается здесь критике и отметается и…
— Неужели? — разъяренно перебила ее Суль. — На свете нет лучших родителей, чем наши!
— Да, я тоже так думаю, но Берениус полон презрения к ним.
— Тебе приходится называть его Берениус? Но ведь это смешно!
— Значит, ты тоже так думаешь? А я считала, что я сошла с ума! А его мать…
История Лив потрясла Суль. Она сидела, онемев от ужаса и негодования. Не разрешать принимать близких, ездить домой, рисовать, показывать хоть чуточку свой ум — какое варварство! Просто бесчеловечно!
«Увядшая лилия», — с грустью подумала Суль. Ей, Суль Несгибаемой, предстояло взять на себя заботу сразу о двух девушках! Словно у нее было так много сил. Ситуация была непростая.
— Что же касается постели… — начала Лив, но тут же запнулась. — О, нет, извини…
— Нет уж, говори!
— Не надо, Суль, я не знаю, имею ли я право говорить о таких интимных вещах у него за спиной.
— Как хочешь, я не принуждаю тебя.
— Суль, мне так все надоело! Я так устала! Неужели я и в самом деле ни к чему не способна? Я все время пытаюсь что-то сделать, но каждый раз это плохо кончается.
— Ты не делаешь ничего плохого. Это его промахи, а не твои.
Лив хотела услышать эти слова. Страх, неуверенность и одиночество, накопившиеся за последние месяцы, исчезли бесследно.
Случайно увидев следы от плетки на руке сестры, Суль решила, что это уж слишком: забыв о всякой сдержанности, она дала волю своей ярости и выдала такую тираду, которая заставила бы побледнеть самых закоренелых сквернословов.
Лив только разинула рот, едва не лишившись чувств.
— Идем! — сказала Суль. — Корабль Дага вот-вот прибудет. Встретим его в гавани!
— Даг? Приезжает Даг?
— Да, мы договорились встретиться в Осло.
— Даг… — тихо произнесла Лив. — С ним приедет фрекен Тролле.
— Какая фрекен Тролле? Никакой фрекен Тролле у него нет!
— Но, я думала…
— Пустая болтовня. У Дага нет времени ни на что, кроме занятий. Салонный флирт время от времени, как у всех, он ничего не значит.
— Но мне не разрешают выходить!
— Не разрешают? В нашей семье слово «разрешение» не употреблялось. Ты сама за себя отвечаешь…
Суль тут же подумала о том, как она сама распоряжается этой ответственностью…
— Идем, я не принимаю никаких возражений!
Через час они увидели входящий в порт корабль.
Стоя на пристани, они болтали обо всем, кроме печальной судьбы Лив — и впервые за долгие месяцы на лице девушки появилась улыбка. Но она вздрагивала при малейшем звуке и озиралась по сторонам, словно за ней кто-то наблюдал. Все это время она думала, что сказали бы ее муж и свекровь, если бы увидели ее здесь.
— Сваливай все на меня, — сказала Суль, — Я все вытерплю!
Пока они стояли, глядя на пассажиров, сходящих с корабля, Суль тайком изучала сестру.
«Значит, дело касалось Лив», — думала она, вспоминая слова ведьмы из Ансгарс Клюфта: «Кто-то из твоих близких страдает…»
Воображение Суль заработало, она прищурила глаза…
Высокий, нарядно одетый юноша махал им рукой.
— Это он! — воскликнула Лив. — О, Суль, какой счастливый день — встретить вас обоих! Если бы только…
— Пойти к тебе домой?
— О, нет, я не то имела в виду… Я знаю, что лояльность — самое главное в браке, и мне стыдно, что я сегодня предала Берениуса и злоупотребила его доверием.
— Хорошо, что рассказала мне все. Что же касается лояльности, то она должна быть с обеих сторон, не так ли?