55 
— Пусть едет, — сказал Тенгель. — Она справится одна.
— Хорошо, но не могла бы ты подождать пару дней? — попросила Силье. — Пока маленькая Мета освоится здесь и почувствует себя как дома.
Подумав, Суль сказала:
— Хорошо, я подожду.
— Вот и прекрасно! Так мило с твоей стороны заботиться об этой девочке, Суль!
— О, если бы вы знали, что она пережила! Но, думаю, я не должна говорить об этом ради ее же блага.
Аре мрачно ходил по скотному двору и показывал Мете свое хозяйство. Бедняга тащилась за ним, горячо кивала, когда он что-то объяснял. Глаза ее говорили, как ей все это нравится, но она не произносила ни слова.
— Тебе что, трудно ответить? — не выдержал Аре. Она задрожала, глаза ее наполнились слезами.
— Я не осмеливаюсь. Вам ведь не нравится мой язык, господин!
— Господин! О, Иесус, дай мне терпение!
Выполняя настоятельную просьбу Суль не говорить никому о страданиях Лив, Даг и Шарлотта держали язык за зубами. Суль не хотела рисковать, предвидя бурную реакцию Тенгеля. Это нарушило бы ее планы. Поэтому она и сказала дома, что едет в Тенсберг.
Но туда она не поехала.
Через несколько часов она стояла напротив торгового дома Берениуса, скрываясь от посторонних глаз в переулке.
Торговый дом находился недалеко от гавани Осло, но совсем не близко от особняка, в котором жила Лив.
Суль не спешила. Ведь день она изучала прохожих, проходящих мимо. Несколько раз она видела моложавого мужчину, в котором признала Лаурентса. Щегольски одетый, но слишком уж прилизанный и самоуверенный, по мнению Суль. Такой тип людей никогда не нравился ей. Она ценила авторитет, партнера, обладающего прирожденной властностью и не нуждающегося в приказах и воплях. Она не знала, чем торговал Берениус. Возможно, лесом, пиломатериалами или чем-то подобным. Суль интересовали только люди.
Фронтон дома выходил на улицу. Под самой крышей было открыто чердачное окно. На окне стояло несколько тяжелых мешков, которые, возможно, собирались спустить вниз. Это окно находилось прямо над входом. Лаурентс часто стоял в дверях и разговаривал.
На следующий день Суль вернулась на прежнее место в узкий переулок. Там росли кусты, и она спрягалась за ними.
Главное — чтобы он сам не увидел ее, иначе ей пришлось бы зайти в дом и осуществить задуманное иным способом. Но ее план не должен был иметь никакого отношения к Лив и ее дому — это было главным условием для Суль.
Она уже много лет упражнялась в передвижении предметов с помощью силы мысли. И теперь, в ранние утренние часы, она работала так, что от пота слипались волосы на висках, а сердце билось вдвое быстрее обычного. Усилием мысли она пыталась сдвинуть один из мешков на самый край. Она не знала, что в этом мешке, но надеялась, что он достаточно тяжел. Раньше ей никогда не приходилось передвигать тяжелые предметы на таком большом расстоянии. Коробочки на столе, это да, это у нее получалось. Но мешок!..
В конце концов она вынуждена была признать, что ей это не под силу. Так что теперь ей предстояло зайти в дом. Но как?
Она заметила, что в том же квартале была угольная лавка — на заднем дворе дома. Там лежали мешки и всякий хлам, окна на задний двор не выходили.
Через полчаса в торговый дом Берениуса вошел какой-то мальчишка. На спине его был мешок. На глаза надвинута закопченная кепка. Ноги и ступни его были настолько грязными, что с трудом можно было различить цвет его кожи. Лавируя с мешком между людей, он уверенно поднялся по лестнице.
Забравшись на самый верх, Суль опустила мешок на пол, предварительно убедившись, что поблизости никого нет. После этого она поднялась на чердак и спряталась там за мешками возле самого окна. Она осмотрела устройство чердака: тяжелые балки крест-накрест подпирали потолок, на другом конце помещения было еще одно открытое окно. Она осторожно подошла к нему. Чуть ниже окна была крыша, по ней можно было перебежать на крышу соседнего дома, а оттуда снова спуститься вниз.
Услышав шаги на лестнице, Суль спряталась за мешки, но шаги вскоре затихли. Прислушавшись, она поняла, что люди находятся этажом ниже. Но Лаурентс Берениус не показывался весь день. Это был день похорон его матери!
Она, конечно, не знала, что в это время в Линде-аллее отправилось письмо. Лив сообщала, что ее домашним нет необходимости участвовать в похоронах ее свекрови. Лив не написала, что Лаурентс стыдится ее родни. Он не признавал ни Дага, ни Шарлотту. У него просто не укладывалось в голове, как мог такой безродный, незаконнорожденный парень, как Даг, получить разрешение носить титул барона. Какая презренная женщина эта Шарлотта! Иметь ребенка вне брака! Неслыханно! (То, что сам Лаурентс имел многочисленные связи с женщинами до встречи с Лив, во внимание не принималось).
55 
