19 
— Это вы меня имеете в виду, что ли?
— Да нет, почему тебя… Я вообще говорю. Некоторые по молодости растратят себя подчистую, прогорят эмоциями, напридумывают себе всякие высокие отношения… А к старости эти высокие отношения лишь обидами оборачиваются, злобой да неврастенией. И никуда от них не денешься. Вот и приходится бедным старухам тащить до самой смерти этот мусорный вонючий мешок.
— Да понятно, понятно… — вяло махнула рукой Бася. — Слышала я уже вашу версию женской жизни, и не раз…
— А ты ручонкой-то на меня не маши! Это ты сейчас, по молодости, думаешь, что старость никогда не наступит. И не представляешь даже, что на пенсии тоже хорошо жить хочется, как в молодости, в спокойствии да в гармонии. Пенсионный возраст — его ж силой не отменишь. Это большой кусок жизни, между прочим.
— А у вас, значит, полная гармония сейчас происходит?
Обернувшись от плиты, тетя Дуня глянула на нее недоверчиво, потом усмехнулась понимающе:
— Ну да, если хочешь. Полная гармония и есть. Крыша над головой у меня имеется, деньжонки тоже кое-какие водятся. Я ведь загодя начала зеленые бумажки в кубышку откладывать, ни одному банку не доверяла. Во всем себе отказывала, но бумажки откладывала. И правильно делала. Теперь вот живу, горя не знаю.
— Ну да, ну да… Жизнь в отсроченном во времени гедонизме — тоже жизнь, наверное…
— А ты не смейся, не смейся! Ишь, каким словечкам у своего пижонского барина выучилась! Гедонизм какой-то приплела… Насчет гедонизма не знаю, конечно, но зато я никому ничего не должна, и мне теперь никто ничего не должен! Здоровье я сохранила, радости всякие тоже. То есть не сохранила, это неверно… Точнее будет, правильно распределила. Жизнь-то длинная. И потому несправедливо, понимаешь ли, в молодые годы все тратить, а на старость ничего не оставлять.
— Теть Дунь… А вот если честно… Ну неужели вам никогда не хотелось плюнуть на этот свой рациональный подход к жизни и влюбиться, например? Или ребенка себе родить, как моя мама?
— Да отчего ж не хотелось? Конечно, хотелось. А только я, знаешь ли, всегда на себя в зеркало правильно смотрела. И способности свои жизненные правильно оценивала. Да и не с серебряной ложкой во рту мы с твоей матерью родились… Ну, влюбилась бы я, голову потеряла, и что? Потом я эту потерянную голову куда бы пристроила? Нет, выше головы не прыгнешь, дорогая! А жизнь жить все равно надо, раз она Богом дадена. Ты, можно сказать, за нее сама перед Богом ответственность и несешь. Зато теперь я счастливая старушка, можно сказать, ягодка. Ни к кому с претензиями не лезу, живу и живу себе в удовольствие. Вот тебе и весь тут гедонизм.
— Ага. Гедонизм. Полный и окончательный. Поздравляю вас, тетя Дуня.
Тетка ничего не ответила. Пошуровав шумовкой в кастрюле, поставила перед ней тарелку с исходящими вкусным паром пельменями. Присев напротив, сложила руки в замок, глянула внимательно в лицо:
— Ну, давай. Ешь да рассказывай.
— А что рассказывать, теть Дунь? Нечего мне рассказывать. Все у меня хорошо.
— Да я уж вижу, как оно у тебя хорошо! Что, опять твой пижон загулял?
Нервно дернув плечом, Бася отвернула лицо в сторону, сглотнула вмиг образовавшийся в горле комок. Сидела насупившись и боясь поднять на тетку глаза.
— Что ж, понятно… — грустно вздохнула тетя Дуня. — Вот говорила я тебе, говорила! Надо было слушать, а не мчаться за любовью, задрав хвост!
— Теть Дунь, ну не надо, пожалуйста! — жалобно протянула Бася. — И так на душе противно, и вы еще…
— Ладно, ладно, не буду. Прости.
Грустно замолчав, тетка посидела еще минуту, сердито поджав губы в складочку, потом, шлепнув сухой ладошкой по столу, соскочила с места, встала над Басей, уперев руки в бока.
— Нет, каков пижон этот твой Вадим, а? Так бы и убила на хрен… Я его как тогда увидела, прямо сердце оборвалось. Сразу поняла, что он тепленький, зараза.
— Какой-какой? Не поняла… Это что значит — тепленький? — удивленно моргнула Бася.
— Да то и значит! Именно про таких мужиков в народе и говорят — тепленький. Бабник то есть. Нет, убивать таких надо, и дело с концом.
— Да за что, теть Дунь? Он же не виноват в том, что природа его таким сделала? Таким вот… тепленьким? Не виноват, что женщины вокруг его тепла сами вьются. Причем женщины молоденькие, красивые. Девчонки совсем…
— Ага, давай, защищай его, как же! Вот он в одночасье возьмет и поменяет тебя на новенькую! Еще раз возьмет себе дурочку восемнадцатилетнюю. Что тогда делать станешь? Ни специальности у тебя, ни гроша собственного за душой… Думаешь, он с тобой своим поделится? Да на черта ты ему сдалась!
19 
