17 
Плюхнувшись рядом с ним на диван, она оттянула пипочку его наушника, прокричала весело в ухо:
— Эй, на корабле! Прошу внимания, ваша мама пришла! Без молока, правда, но с хорошим настроением! Здравствуйте!
Мотнув головой, Глебка сдернул наушники, отвернулся обиженно. Протянув руку, она взъеро шила ему волосы, проговорила тихо:
— Да ладно, чего ты… Перестань. Подумаешь, мать немного расквасилась! Привыкай, с женщинами это иногда случается. Ничего, Глебка, переживем! И не такое переживали.
— Ладно, ма, давай и впрямь забьем на это дело…
— Ага. Давай забьем.
— Ну… Я ж говорю, отец побегает немного и успокоится, делов-то. Просто у него природа такая. Сильная и мужская, она ему покоя не дает. Мам, а вот скажи… А у меня она есть? Ну, эта природа отцовская?
— А то! Есть, конечно! Еще спрашиваешь! Да твоя природа сто очков вперед любой природе даст!
— Что, правда?
— Да зуб даю!
— Да? А почему тогда в меня это… ну… никто не влюбляется?
— Да погоди, Глебка, еще ж не вечер! Да и вообще… зачем она тебе, эта треклятая природа? Ты у нас однажды влюбишься в хорошую девушку и проживешь с ней долгую и счастливую жизнь. И нарожаешь нам с отцом кучу внуков…
— Ладно. Нарожаю. Как скажешь. Мам, а почему вы с отцом мне братика или сестренку не сообразили? А что? Было бы прикольно вообще-то…
Так. Хороший удар под дых, ничего не скажешь. Тем более не скажешь, что Глебка тут и не виноват. Чего с него возьмешь? Он дитя и всего лишь горькую истину глаголет устами. А отвечать что-то все равно надо, не молчать же.
— Знаешь, Глебка, ты сейчас очень сложный вопрос мне задал… Очень сложный. Ты пока мал еще, конечно, чтоб о таких вещах с тобой говорить… Одно могу сказать тебе совершенно определенно — ни братика, ни сестренки у тебя уже точно не будет. Никогда.
— Понятно. Это что, отец не захотел, да?
— Нет. Нет! Он… Он не знает… В общем, я была у врачей, и… Это я так устроена. Так бывает, Глебка.
— И что, никаких шансов?
— Да. Никаких. Так что отец тут совершенно ни при чем. Это только моя беда. Природа так распорядилась, понимаешь? А что делать? Да я уж и смирилась… Тем более ты у меня есть! Мне и достаточно!
— Мам, а ты отца очень любишь?
— Очень, Глебка. В том-то и дело, что люблю.
— Ну так и замечательно, мам! У нас в классе один пацан есть, так он знаешь, как говорит? Любовь — это как большой бизнес. И нервов много забирает, и бросить его не можешь. Как завязался, так уже и не выскочишь. В общем, за все надо платить. Так что будем считать твои слезы маленькой такой платой…
— Да дурак твой пацан, Глебка! — сердито перебила его Бася. — Любовь — это не нервы и не бизнес, это, наверное, прежде всего терпение. И умение прощать. И понимать. Бесконечно прощать, бесконечно понимать. А иначе — никак.
— Так а я о чем? И я о том же. Вот ты и терпи. Если есть за что.
— А я и терплю, Глебка. Я все перетерплю. Честное слово. Победа будет за нами. В семье всякое бывает… А перемелется, мука будет, как тетя Дуня говорит. Ой, надо ее навестить, кстати! Я ж как раз сегодня обещала… Хочешь, со мной пойдем?
— Не… У меня ж английский. Да и вообще… В понедельник уже каникулы заканчиваются, мы сегодня с пацанами хотели в парк пойти, отметить. Там девчонки ждать будут.
— Ну, если девчонки… Что ж, святое дело… А относительно отметить — это как? Надеюсь, не как в прошлый раз?
— Да нет… И хватит ту дурацкую историю вспоминать! Договорились же, что это было в порядке эксперимента! Будем считать, что опыт курения и пивной опыт я с честью прошел и выводы сделал. Не мое. Отдельная благодарность тебе, что отцу не рассказала. Но и напоминать каждый раз не надо.
— Ладно. Извини. А все-таки — куда вы пойдете?
— Так, пройдемся немного с девчонками по пленэру, листья попинаем. Да ты не напрягайся, они нормальные, в общем, девчонки…
— Ну-ну. Только зонтик не забудь взять. Сегодня на пленэрах, я слышала, дожди обещали. А я пойду все-таки тетю Дуню навещу…
Опять дождь. Мелкий, противный. Даже и на дождь не похож, на мокрый туман скорее. Идешь будто плывешь в сером влажном облаке. И на душе тоже — серость маетная, тревожная. Хотя, казалось бы, чего ей, душе, так маяться, вроде не впервой обиду в себе носит. Пора привыкнуть к подлым странностям замужней жизни. А что? Глебка, похоже, прав. Если любишь — терпи. Вадима все равно не изменишь. Природа у него такая — сам приключений не ищет, но и мимо явно зазывающей женственности пройти не может. Ловелас поневоле, если можно так выразиться. Хотя ей от этого нисколько не легче, конечно. Потому что терпение — оно ж не резиновое. Если его растягивать до бесконечности, внутри пустота образуется, и собственная любовь сидит в этой пустоте сиротой неприкаянной. Изнашивается любовь, как ткань, обращается в рваное рубище. Тело вроде прикрыто, а красоты — никакой.
17 
