Коктебельские берега

• Эти пределы священны уж тем, что однажды под вечер
• Пушкин на них поглядел с корабля по дороге в Гурзуф.

25 декабря <1926 Коктебель>

Дом поэта

• Дверь отперта. Переступи порог.
• Мой дом раскрыт навстречу всех дорог.
• В прохладных кельях, беленных известкой,
• Вздыхает ветр, живет глухой раскат
• Волны, взмывающей на берег плоский,
• Полынный дух и жесткий треск цикад.
• А за окном расплавленное море
• Горит парчой в лазоревом просторе.
• Окрестные холмы вызорены
• Колючим солнцем. Серебро полыни
• На шиферных окалинах пустыни
• Торчит вихром косматой седины.
• Земля могил, молитв и медитаций —
• Она у дома вырастила мне
• Скупой посев айлантов и акаций
• В ограде тамарисков. В глубине
• За их листвой, разодранной ветрами,
• Скалистых гор зубчатый окоем
• Замкнул залив Алкеевым стихом,
• Асимметрично-строгими строфами.
• Здесь стык хребтов Кавказа и Балкан,
• И побережьям этих скудных стран
• Великий пафос лирики завещан
• С первоначальных дней, когда вулкан
• Метал огонь из недр глубинных трещин
• И дымный факел в небе потрясал.
• Вон там – за профилем прибрежных скал,
• Запечатлевшим некое подобье
• (Мой лоб, мой нос, ощечье и подлобье),
• Как рухнувший готический собор,
• Торчащий непокорными зубцами,
• Как сказочный базальтовый костер,
• Широко вздувший каменное пламя, —
• Из сизой мглы, над морем вдалеке
• Встает стена... Но сказ о Карадаге
• Не выцветить ни кистью на бумаге,
• Не высловить на скудном языке.
• Я много видел. Дивам мирозданья
• Картинами и словом отдал дань...
• Но грудь узка для этого дыханья,
• Для этих слов тесна моя гортань.
• Заклепаны клокочущие пасти.
• В остывших недрах мрак и тишина.
• Но спазмами и судорогой страсти
• Здесь вся земля от века сведена.
• И та же страсть и тот же мрачный гений
• В борьбе племен и в смене поколений.
• Доселе грезят берега мои
• Смоленые ахейские ладьи,
• И мертвых кличет голос Одиссея,
• И киммерийская глухая мгла
• На всех путях и долах залегла,
• Провалами беспамятства чернея.
• Наносы рек на сажень глубины
• Насыщены камнями, черепками,
• Могильниками, пеплом, костяками.
• В одно русло дождями сметены
• И грубые обжиги неолита,
• И скорлупа милетских тонких ваз,
• И позвонки каких-то пришлых рас,
• Чей облик стерт, а имя позабыто.
• Сарматский меч и скифская стрела,
• Ольвийский герб, слезница из стекла,
• Татарский глёт зеленовато-бусый
• Соседствуют с венецианской бусой.
• А в кладке стен кордонного поста
• Среди булыжников оцепенели
• Узорная арабская плита
• И угол византийской капители.
• Каких последов в этой почве нет
• Для археолога и нумизмата —
• От римских блях и эллинских монет
• До пуговицы русского солдата.
• Здесь, в этих складках моря и земли,
• Людских культур не просыхала плесень —
• Простор столетий был для жизни тесен,
• Покамест мы – Россия – не пришли.
• За полтораста лет – с Екатерины —
• Мы вытоптали мусульманский рай,
• Свели леса, размыкали руины,
• Расхитили и разорили край.
• Осиротелые зияют сакли;
• По скатам выкорчеваны сады.
• Народ ушел. Источники иссякли.
• Нет в море рыб. В фонтанах нет воды.
• Но скорбный лик оцепенелой маски
• Идет к холмам Гомеровой страны,
• И патетически обнажены
• Ее хребты и мускулы и связки.
• Но тени тех, кого здесь звал Улисс,
• Опять вином и кровью напились
• В недавние трагические годы.
• Усобица и голод и война,
• Крестя мечом и пламенем народы,
• Весь древний Ужас подняли со дна.
• В те дни мой дом – слепой и запустелый —
• Хранил права убежища, как храм,
• И растворялся только беглецам,
• Скрывавшимся от петли и расстрела.
• И красный вождь, и белый офицер —
• Фанатики непримиримых вер —
• Искали здесь под кровлею поэта
• Убежища, защиты и совета.
• Я ж делал всё, чтоб братьям помешать
• Себя – губить, друг друга – истреблять,
• И сам читал – в одном столбце с другими
• В кровавых списках собственное имя.
• Но в эти дни доносов и тревог
• Счастливый жребий дом мой не оставил:
• Ни власть не отняла, ни враг не сжег,
• Не предал друг, грабитель не ограбил.
• Утихла буря. Догорел пожар.
• Я принял жизнь и этот дом как дар
• Нечаянный – мне вверенный судьбою,
• Как знак, что я усыновлен землею.
• Всей грудью к морю, прямо на восток,
• Обращена, как церковь, мастерская,
• И снова человеческий поток
• Сквозь дверь ее течет, не иссякая.

• Войди, мой гость: стряхни житейский прах
• И плесень дум у моего порога...
• Со дна веков тебя приветит строго
• Огромный лик царицы Таиах.
• Мой кров – убог. И времена – суровы.
• Но полки книг возносятся стеной.
• Тут по ночам беседуют со мной
• Историки, поэты, богословы.
• И здесь – их голос, властный, как орган,
• Глухую речь и самый тихий шепот
• Не заглушит ни зимний ураган,
• Ни грохот волн, ни Понта мрачный ропот.
• Мои ж уста давно замкнуты... Пусть!
• Почетней быть твердимым наизусть
• И списываться тайно и украдкой,
• При жизни быть не книгой, а тетрадкой.
• И ты, и я – мы все имели честь
• «Мир посетить в минуты роковые»
• И стать грустней и зорче, чем мы есть.
• Я не изгой, а пасынок России.
• Я в эти дни ее немой укор.
• И сам избрал пустынный сей затвор
• Землею добровольного изгнанья,
• Чтоб в годы лжи, паденья и разрух
• В уединеньи выплавить свой дух
• И выстрадать великое познанье.
• Пойми простой урок моей земли:
• Как Греция и Генуя прошли,
• Так минет всё – Европа и Россия.
• Гражданских смут горючая стихия
• Развеется... Расставит новый век
• В житейских заводях иные мрежи...
• Ветшают дни, проходит человек.
• Но небо и земля – извечно те же.
• Поэтому живи текущим днем.
• Благослови свой синий окоем.
• Будь прост, как ветр, неистощим, как море,
• И памятью насыщен, как земля.
• Люби далекий парус корабля
• И песню волн, шумящих на просторе.
• Весь трепет жизни всех веков и рас
• Живет в тебе. Всегда. Теперь. Сейчас.

25 декабря 1926

  59