Глава 5

Заречане

Они все посходили с ума, Игорь! — горячилась Галина Павловна. — Вы понимаете, с ума! Или специально гадят людям! Заменить педиатров домашними врачами! Идиоты! С таким же успехом меня, геронтолога, можно направить чинить космические корабли! Обычный врач ничего не смыслит в детских болезнях! Наш профессор десять лет назад был во Франции. В составе делегации. Он присутствовал на приеме больных местным корифеем. Обычным практиком. Так француз поставил детям семьдесят процентов неправильных диагнозов! А в половине остальных случаев назначил неправильное лечение! Буржуи от таких результатов едва не свихнулись! Они теперь свою медицину по нашему образцу перестраивают. А мы по ихнему. Попомните мои слова, Игорь: ни в коем случае не допускайте к своему ребенку врача общей практики! Только педиатра!

— Хорошо, Галина Павловна, — спокойно согласился я. Возможно, она и права. А вот Гриша Капелевич всерьез считает, что правительство решило сократить численность населения. И поскольку выбирали сие правительство всенародным голосованием, то и решение его надо выполнять, будь оно хоть трижды бредовым.

С Галиной Павловной и Гришей все ясно: врачиха считает целью жизни улучшение жизни старичков, она и сама в сорок с небольшим выглядит и мыслит как старушка; а для Гриши цель — выпить как можно больше водки. Не стоит морщиться — задача не менее здравая, нежели желание забраться на макушку какой-либо горы, или накопить как можно больше использованных почтовых марок. Можно объяснить стремление накопить как можно больше денег или добиться научных знаний, но как объяснить стремление обучать или растить детей? Зачем? Ведь нужно дать им цель жизни! А просто размножаться — это уже не разум человеческий, это инстинкт.

Хорошо было дедам: они коммунизм строили. И детей этому учили. Хорошая цель. Главное — недостижимая. Ведь достижение цели страшнее поражения. Потерпев поражение, можно делать новые и новые попытки, а вот если добился своего — делать уже больше нечего. Добился власти над миром — теперь можешь пойти и утопиться.

Может, и мне власти над миром захотеть?..

Не хочу. Спать по четыре часа в сутки, как король Фридрих, трястись над каждой минутой и копейкой, нервничать из-за слухов про соседского генерала, из-за просчетов в вооружении, из-за упущенных возможностей, и навсегда забыть, как у девок лифчики расстегиваются? Уж лучше водку с Гришкой пить. Похоже это на цель жизни — пить с зубным техником, копить «нахалтуренные» червонцы в кубышке и увиливать от матримониальных расчетов подруг приятельских жен? Нет? А какой же она должна быть, эта цель?

* * *

От таких мыслей голова пухла и нагревалась, она кипела и булькала, она почти сварилась, когда я, наконец, проснулся, охнул от жаркого солнца, повисшего над самой головой, нащупал рядом кувшин и попытался заслонить им голову. Внутри тяжело плеснулась вода. Захотелось пить. Я прикрыл глаза рукой и сделал несколько глотков. Маслянистая теплая жидкость жажды не утоляла.

— Счас сдохну, — простонал я. Где ты, нежная, освежающая ночь? Какой дурак решил, что спать нужно не днем, а ночью?

Рядом зашевелился Чегай, сел на камень спиной к обрыву, рассеянно покачался, открыл глаза.

— Ой, где я? Лунный Дракон? Разве ты не сон?

— Не знаю. Интересно, а Галина Павловна мне приснилась, или я все же был на работе?

Мы тупо уставились друг на друга, потом я предложил.

— Пошли отсюда, пока солнце последние мозги не выпарило.

Чегай кивнул, сонно качнулся, покосился назад… глаза его округлились от зрелища близкого края пропасти, и парень с завидной резвостью стреканул вперед меня.

Уже минут через пять заныли ступни ног — уж очень круто тропинка забиралась вверх, но это было намного спокойнее узенького карниза над пропастью. Примерно через час уклон стал быстро уменьшаться, и мы вышли на следующую террасу.

Пожалуй, ее уже можно было назвать плоскогорьем: слева, примерно в километре от нас, зеленела роща, справа, до самого горного отвеса, отстоящего метров на триста, там и сям плотными шарами крон высились деревья.

— Ай-га-а! Ай-га-а! — заплясал Чегай, размахивая руками, — Дошли! Дошли! Я видел эти деревья, Лунный Дракон, я их видел сто раз! Тут! Рядом! С того берега! Дошли! Ай-га-а!

— И куда теперь?

— Идем, идем. Я знаю, — он схватил меня за руку и быстро потянул вдоль обрыва. Метров через сто мы вышли на дорогу. Самую настоящую проселочную дорогу — на моем «Рафе» проехать можно.

  52