32 
Вот только…
Меня начинает трясти.
Ноги и руки дрожат.
Меня шатает и колотит от одной мысли: «Убить человека». Вчерашний настрой куда-то исчез. Ощущение непобедимости ушло, и я вдруг оказался лицом к лицу с мыслью: «Придется делать то, что должен, без всякой помощи извне. Есть только моя несовершенная человеческая природа – и все».
Я делаю глубокий вдох. И понимаю: это конец. Ничего у меня не получится.
Кстати, хочу спросить.
А как бы вы поступили на моем месте? Скажите! Нет, правда, признайтесь честно!
Впрочем, что вас спрашивать – вы же далеко. Пальцы переворачивают страницы книги, рассказывающей чужую историю. Она странным образом входит в вашу жизнь, но глаза-то, они не видят того, что передо мной! Для вас эта история – несколько сотен страниц. А для меня – реальность. Я буду и дальше жить с этим, каждый раз думая: «А оно того стоило?» Для меня жизнь разделится на «до» и «после». Я убью этого человека и умру сам. Внутри себя. Мне хочется заорать. Завопить во все горло, требуя ответа на вопрос: «Почему?!» С неба, как сосульки весной, падают звездочки, но я безутешен. И выхода-то никакого нет. Мужик оседает на колени, а я стою и жду.
Жду.
Перебираю варианты.
Пытаюсь отыскать лучший.
Жесткая рукоять пистолета впивается в ладонь. Она холодная и теплая, скользкая и твердая одновременно. Меня трясет с ног до головы, я понимаю: чтобы выстрелить, нужно прижать дуло к затылку этого человека. Иначе промахнусь. Придется всадить в его плоть пулю, а потом смотреть, как из раны бьет красная человеческая кровь. Он станет еще одной жертвой всеобщего, безликого насилия. И сколько бы раз я ни говорил себе: «Эд, ты поступаешь правильно», все мое существо умоляет ответить: «Почему именно я должен был нажать на спусковой крючок? Не Марв, не Одри, не Ричи, а именно я?»
В голове орут «Proclaimers».
Нет, вы только представьте себе.
Вообразите: убить кого-нибудь под звуки песни, которую поют два шотландских ботана в очочках и со стрижкой-бобриком. И как прикажете мне слушать эту песню потом? А если ее по радио передавать будут? Я же стану думать только о ночи, когда убил человека! Отнял у него жизнь собственными руками!
Я дрожу и жду. Трясусь и жду.
Мужик падает на землю и принимается храпеть.
И храпит так несколько часов подряд.
Когда со всех сторон начинает сочиться утренний свет и солнце вплотную подбирается к краю земли на востоке, я решаю: все, пора.
Пихаю мужика пистолетом и бужу его. В этот раз он просыпается моментально. Я снова стою в трех метрах позади него. Он поднимается на ноги, хочет обернуться, но передумывает. Я подхожу поближе, поднимаю пистолет к его затылку и говорю:
– Итак, я был избран сделать это с тобой. Долго я ходил и смотрел, как ты поступаешь со своими родными. Пора прекратить это. Кивни, если понял.
Он медленно опускает голову.
– Ты хоть понимаешь, что умрешь за то, что совершил?
В этот раз он не кивает. Мне приходится снова его ударить:
– Ну?
Кивает.
Над горизонтом показывается сияющий край солнца, и я сжимаю пальцы на рукояти пистолета. Легонько пробую спусковой крючок. По лицу катится пот.
– Пожалуйста, – умоляющим голосом бормочет он.
И наклоняется вперед, словно еще чуть-чуть – и кинется на колени, моля о пощаде. Но падать он боится – впереди обрыв. Тело его сотрясают крайне неприятные для моего уха всхлипы:
– Простите меня, я так виноват, я больше не буду, не буду…
– Чего не будешь?
Он торопливо выговаривает:
– Ну, это… вы знаете…
– Я хочу, чтобы ты сам сказал.
– Я больше не буду принуждать ее, когда возвращаюсь…
– Принуждать?..
– Х-хорошо. Насиловать. Не буду больше ее насиловать.
– Уже лучше. Продолжай.
– Я больше не буду так делать, я обещаю!
– А как, черт побери, могу я доверять твоему слову?
– Ну… можете…
Неправильный ответ. Двойка за контрольную по логике. Я чувствительно пихаю его дулом:
– Ну-ка, отвечай на вопрос!
– Вы можете доверять моему слову, потому что, если я его нарушу, вы меня убьете.
– Да я тебя прямо сейчас убью!
Меня опять лихорадит. Тело облепила потная одежда и ужас моего поступка, в реальность которого я до сих пор не могу поверить.
– Руки за голову!
Он повинуется.
– Стань ближе к обрыву.
Он повинуется.
– Ну, как теперь себя чувствуешь? Думай, думай, прежде чем отвечать. Многое, очень многое зависит от того, сумеешь ли ты дать правильный ответ!
32 
