Последние отзывы

  15  

Без вечерних посиделок с кислым пивом и похабными шутками, потому что только так можно было ощутить себя живой.

— Я… — Таннис провела языком по губе и бумажку сунула в карман. — Я согласна. Только, Грент, если меня возьмут, то не думай, что я молчать стану.

— Не думаю, — ладони Грента легли на плечи. Они были тяжелыми и… неприятно. Даже сквозь свитер и рубаху неприятно. Таннис хотела стряхнуть его руки, но замерла. — Тебя не поймают, если сделаешь все правильно.

Он наклонился и, стянув косынку, поймал губами рыжеватый локон.

Таннис отшатнулась, едва со стула не слетев.

— Ты чего творишь?

Патрик, увлеченно перебиравший шестеренки — под неловкими его пальцами рождался новый удивительный механизм — ничего не заметил. Он мурлыкал, и гортанные эти звуки уговаривали железо слушаться. И ведь слушалось.

Человека.

Хотя… как знать, может есть в Патрике и их кровь, разбавленная только.

— Ничего, Таннис, — Грент гладил шею, и Таннис замерла.

А ведь шея грязная.

Нет, Таннис за собой следит. И вчера она в общественную умывальню ходила, а сегодня перед тем, как сюда отправится, ополоснулась холодной водой. Но все равно, шея-то грязная, и рубаха под свитером не первой чистоты. У Грента вон, все кипенно-белые, накрахмаленные до хруста. А у нее на груди пятно: папаша разлил свое пойло. И пусть Таннис вымачивала рубаху в щелоке, терла ее зеленым мыльным камнем, пятно не отошло.

…пахнет, наверняка, перегаром, пусть бы сама Таннис и не потребляет. Дымом. Мокрой овечьей шерстью, к вони которой Таннис вроде и привыкла, но теперь вдруг ощутила ее наново. Щелочью.

Потом.

— Ты очень напряжена, девочка, — ласково сказал Грент.

И руки переместились на спину. Он просто гладил, вверх и вниз, и эта странная ласка заставляла Таннис выгибаться в попытке избежать прикосновения.

— Отвали.

Не услышал, но напротив, подвинулся еще ближе. А руки вдруг оказались под рубашкой. И сквозь тонкое полотно перчаток Таннис ощущала их, теплые, надушенные…

…отвратительные.

— Ничего страшного не произойдет…

Конечно, он-то будет у себя дома отсиживаться, перед камином, плеснув коньячка в бокал. И газетку на колени положив. Таннис так отчетливо увидела этот самый камин, что скривилась.

— Отвали, слышишь?

— Ты просто отнесешь посылку… склады-то работают… притворишься служащим, никто не удивиться… Отнесешь и все, Таннис. Большие деньги за пустяковую работу.

Ну да, сущая безделица, до складов прогуляться с коробочкой. Другое дело, что в коробочке будет находиться Патрикова машинка, и если она сработает вдруг, то что останется от Таннис?

Правильно, горстка пепла.

Пеплом становиться ей вовсе не хотелось. С другой стороны в кармане лежала мечта, та, с домом, сервизом и собачонкой…

— Нечего бояться, — повторил Грент, отступая.

Далеко не ушел. К кофру, из которого появился деревянный ящичек с печатью винной лавки. Дорогой, надо полагать, небось там не льют по бутылкам мутное пойло из немытой бочки. Грент осторожно сдвинул крышку. В ящике, в колыбели из овечьей шерсти, лежала колба из прозрачного стекла. А в колбе, растекаясь по стенкам рыжим пологом, пробуя темницу на прочность, сидело пламя.

Грент извлекал ее осторожно, и даже Патрик прервался, поднял косматую башку.

— Ты это… — он вытянул губы, не зная, как объяснить. — Того… туда… я сам.

Глаза Патрика вспыхнули. Вот безумец, ему и вправду нравится возиться с живым огнем, несмотря на то, что малейшая ошибка будет стоить жизни. А может именно поэтому?

Жена. Четверо детей.

Заводские агрегаты, изученные им до последнего винтика.

Тоска. И руки, не знающие покоя. Патрик жадно подался вперед. Он был зачарован переливами огня, и тот, чуя интерес, погас, собрался до плотного янтарного шара, чтобы в следующий миг беззвучно распасться на сотню искр.

Грент положил колбу туда, куда указал Патрик — в ящик, заполненный уже не шерстью, но соломой. И Патрик, не доверяя нанимателю, проверил, правильно ли уложил.

Как он может прикасаться к этому?

Патрик прикасался, он прижимался к колбе щетинистой щекой, поглаживал ее желтыми, прокуренными пальцами, лопоча что-то ласковое, и огонь слышал его голос, казалось, отвечал даже.

Таннис передернуло.

  15