76 
…для мальчишки, который едва ли был старше шести…
…и голос кёнига звучал грозно.
От него дрожат колени, а ладони становятся мокрыми. Голос этот идет отовсюду и слепит солнечный свет. Еще немного и вспыхнет Янгар, сгорит…
Стоять приходится, запрокинув голову.
Где Печать?
Янгар молчит.
Ему кажется, что стоит открыть рот, и правда выскользнет.
Молчать надо.
И лучше вовсе забыть о ней.
— Он в своем уме? — спрашивает у кого-то кёниг.
И свистит плеть.
Боль такая, что Янгар прикусывает язык… прежде его никогда не били.
Все длится долго… вопрос и удар. Удар и вопрос. Молчание. Пальцы впившиеся в ладонь. Кровь, наполнившая рот. Янгар часто сглатывает, но кровь все равно выползает из сжатых губ.
— Хватит, — этот голос раздается сквозь алую пелену. — Ясно же, что он умом подвинулся…
— И что с ним делать?
Ему не позволяют упасть, держат за волосы.
— Боги не простят этой смерти, — кёниг задумчив. — Продай. Пусть увезут подальше…
…продай.
…пусть увезут подальше.
Слова звучали в голове. И Янгхаар, взвыв, дернул себя за волосы. Но боль, причиненная себе, была ничтожна по сравнению с той, которую причиняла память.
Его дом.
Его род.
Его месть…
И вкус крови во рту помог прийти в себя. Мазнув ладонью по подбородку, Янгар поднялся. Он возвращался в башню, он вновь видел ее прежней. И призраки родных людей кланялись, приветствуя не Янгхаара Каапо, но Янгири Уто.
В его старой комнате и табурет сохранился.
Он затрещал, но не развалился. А Янгар, дотянувшись до рисованной змеи, отсчитал дюжину черных чешуй от глаза. И к тринадцатой прижал ладонь. Показалось, не к холодному камню — к телу змеиному, живому, которое вздрогнуло от прикосновения.
— Я вернулся, — сказал Янгар, и Полоз прикрыл глаза.
Род его по-прежнему был жив.
И в руку упала чешуйка. Темная. Четырехугольная с обломанным краем и выгравированной змеей. Тяжелая и гладкая, словно в шелк обернутая, она была тепла.
— И еще вернусь, — коснувшись губами камня, Янгар вернул Печать на место.
Еще не время.
Глава 26. Расставания и встречи
Янгхаар Каапо ушел.
Я видела, как он спустился во двор и долго стоял на коленях. Как сгребал снег и грязь, пытаясь утолить жажду. Как поднялся и невидящим взглядом окинул двор. Как ходил по нему, то и дело оглядываясь, будто искал что-то…
Он ослеп.
И прозрел.
Я не мешала, держалась в тени, и лишь когда мой муж повернул к башне, вышла навстречу.
Он не заметил меня.
Янгар отсутствовал недолго. Не знаю, что он делал на верху, но тот, кто вернулся во двор, был полон ярости. Я чувствовала, как клокочет она, сжигая и без того сожженную душу.
И решилась.
Медвежья шкура легла на плечи тяжелым плащом. И холод коснулся босых ног, а я обрадовалась, что снова способна его ощущать. И влажную поверхность камня. Мягкость древесной коры… неровность земли под ногами…
…или страх.
Откинуть капюшон, открыть лицо?
Янгар узнает меня и…
…и ничего.
Бездна клокотала в черных глазах, и ей не было дела до меня.
— Стой, — я заступила дорогу.
И медвежья шкура привычно налилась тяжестью, склоняя меня к земле. И уже не слова — рычание вырвалось из глотки.
Янгхаар замер.
На мгновенье его лицо исказила судорога, а затем мой муж сказал:
— Прочь.
Нет.
Нельзя его отпускать. Не сейчас. Не когда бездна окружила остатки души: сгорит.
И поднявшись на задние лапы, я зарычала:
— Прочь, — повторил Янгхаар Каапо и положил ладонь на рукоять палаша. А я вдруг четко осознала: если не отступлю — ударит. Не раздумывая, не сомневаясь, без ненависти или злобы, но лишь потому, что я мешаю.
Ему больше не нужна маленькая медведица.
И я отступила.
Развернулась.
Ушла.
Я умею ходить быстро, и лед нежно касался тяжелых лап. Перестать быть человеком? Почему бы и нет? Почему я так боюсь этого? Цепляюсь за прошлое, держусь на краю… что в людях хорошего?
Злоба.
Зависть.
И ложь.
…маленькая медведица…
…и разговоры в овраге…
…его обещание, которое ничего не стоит. Ты ведь уже проверяла его слова на прочность, Аану.
Моя шкура надежно защитит меня и от слов, и от обещаний, и от людей.
Три дня я не снимала ее.
Бродила по лесу, который впал в зимнюю спячку.
76 
