Лёгкий, ненавязчивый романчик 
41 
Отец Василий сразу распознал в нем бывалого уголовника – насмотрелся за свою жизнь на таких. Но это был не простой урка – на его помятом жизнью лице явно читался отпечаток власти. Большой власти.
Священник завершил службу и подошел. Он не сомневался, что этот человек пришел не на службу – он пришел к нему, лично к нему.
– Что вам угодно? – официально поинтересовался отец Василий и даже кожей почувствовал на себе этот встречный недобрый, несмотря на улыбку, взгляд.
– Я – Гравер, – ровным голосом сообщил визитер. – Поговорить пришел.
– Пошли, Гравер, – кивнул священник и провел гостя в беседку: ни в храме, ни в бухгалтерии такая беседа состояться не могла – он это чувствовал.
Они сели напротив, ровно напротив.
– Правду говорила братва, – все тем же ровным голосом произнес визитер. – Видна в тебе ментовская порода. За версту видна. Бога не боишься?
Начало было интересным.
– В тебе тоже порода видна, – встречно отметил священник, опустив замечание по поводу его отношений с богом. – И что теперь?
– Я человек верующий, – поставил попа в известность Гравер. – Мне в храм божий прийти не западло. Это чтобы ты понимал.
– Я понимаю, – кивнул отец Василий. – Не был бы верующим, не пришел бы.
– Точно, – подтвердил визитер и сразу перешел к делу. – Я не понял, поп, ты что, братве войну объявил?
– Почему такой вывод? – сухо поинтересовался отец Василий.
– Да числится за тобой всякое… – не моргнув, пояснил гость. – Нашего брата с дурью мусора у твоей хаты взяли. К Роме ты с ментами зачастил. Жираф, люди говорят, на твоей совести тож…
– Жираф отморозок, – возразил священник.
– Согласен, – кивнул собеседник. – Жираф получил, что заработал.
– А милиция меня о своем визите к Роману не предупреждала, – продолжил отец Василий. – Впрочем, как и киллеры тоже. У тебя что-нибудь еще?
– Слишком много совпадений, – констатировал собеседник. – Не всем это нравится…
– Допускаю, – согласился священник.
Было бы странным, если бы, например, поимка Сережи нравилась всем. Ах да! Эти «все» ведь не знают, что Сережа стучит ментам!
– Будь осторожен, поп, – впервые за весь разговор улыбнулся Гравер, и было в этой улыбке что-то змеиное. – Людям нравится ясность. Поп должен быть попом, а мусор – мусором. Не садись не в свои сани…
«Кто-то мне это уже говорил, – напряженно пытался вспомнить отец Василий. – Но кто?!» И вдруг вспомнил! Как там сказал Скобцов? «Каждый. Должен. Заниматься. Своим. Делом». Именно так, с расстановкой.
– Не ты один так считаешь, Гравер, – улыбнулся он. – Мне сегодня то же самое Аркадий Николаевич говорил. Почти слово в слово.
Гравер непроизвольно сжал челюсти: сопоставление его с главный ментом города ему не понравилось.
– Я в ментовке не бываю, и что там они говорят, сказать не могу, – поддел он священника. – Но запомни, поп: человек имеет право знать, к кому пришел на исповедь: к менту или священнику.
– Если говорить о братве, – членораздельно ответил отец Василий, – то я ее что-то на исповеди не вижу. Как-то вот не ходят… Братишку отпеть – пожалуйста; сына крестить – с превеликим удовольствием, а вот на исповеди нет, не видел.
– Так потому и не ходят, что ментовским духом отсюда тянет, – веско возразил собеседник. – Не тем законом, что от бога, а тем, что от людей. Какая может быть в таком месте вера?
Это была чистой воды профанация. Священник прекрасно понимал, что даже если эта претензия высказана всерьез, дело вовсе не в вере; была бы хоть капелька веры, попадали бы на колени и молились денно и нощно, вымаливая себе прощение. И даже не в том, что братве западло касаться того, что у них ассоциируется с активно противостоящей им «группировкой ментов». Если вообще отец Василий с этой «группировкой» как-то у них ассоциируется… Просто слабые они, эти братки, там, далеко внутри, оттого и гордыня.
– Я хочу, чтобы ты запомнил то, что я тебе скажу, – уже жестче продолжил собеседник, неотрывно наблюдая за каждым движением лица или глаз священника. – Этот беспорядок надо остановить. Пусть мент остается ментом, братишка – братишкой, а православный священник – попом. Не нарушай равновесие. А то и до беспредела недалеко. А если начнется беспредел, и тебе далеко не убежать… Ты понял?
– Понял, – кивнул отец Василий. – Только и ты запомни, Гравер, я местный; здесь вырос и здесь живу. Мне отсюда бежать некуда. Разве что… туда… – глянул он в темное ночное небо. – Так я к этому готов…
41 
