Последние отзывы

  65  

Что есть истина?

В нашей «пятиэтажке» живёт старуха врач. Ей восемьдесят лет. После всех сегодняшних статей, разоблачений, выступлений… После всей этой правды, которая на нас обрушилась, она помешалась… Открывает окно у себя на первом этаже и кричит: «Да здравствует Сталин!», «Да здравствует коммунизм – светлое будущее человечества!». Я вижу её каждое утро… Её не трогают, она никому не мешает… А мне иногда страшно становится…

Но мы перед Родиной чисты…»

Рядовой, артиллерист

«Звонок в дверь. Я выбегаю – никого. Ахнула: не сынок ли приходил?..

Через два дня стучат в дом военные.

– Что, сына нет?

– Да, теперь нет.

Тихо-тихо стало. Опустилась в прихожей на колени перед зеркалом:

– Боже, Боже! Боженька мой!

На столе письмо лежало, которое не дописала:

«Здравствуй, сынок!

Прочла твоё письмо и была рада. И в этом письме ни одной грамматической ошибки. Две синтаксические, как и в прошлый раз: «по-моему» – вводное слово, а союз «так как» – сложный. Это в предложении: «Я сделаю так, как сказал отец» – нужна запятая. И во втором предложении: «По-моему, вам за меня не будет стыдно» – тоже нужна запятая. Не обижайся на свою маму.

…В Афганистане жарко, сынок. Старайся не простудиться. Ты всегда простужаешься…»

На кладбище все молчали, было много людей, но все молчали. Я стояла с отвёрткой, у меня не могли её забрать.

– Дайте сына открыть… Дайте сына открыть…

Цинковый гроб хотела отвёрткой открыть.

Муж пытался руки на себя наложить: «Не буду жить. Прости, мать, а жить я больше не буду». Уговаривала его:

– Надо памятник поставить, плиткой обложить.

Он не мог спать. Говорил:

– Лягу спать, сын приходит. Целует, обнимает… По старинному обычаю, хранила булку хлеба все сорок дней… После похорон… Через три недели она рассыпалась на мелкие куски. Значит, семья пропадёт…

Развесила по дому все фотографии сына. Мне так легче, а мужу тяжело:

– Сними. Он на меня смотрит…

Поставили мы памятник. Хороший, из дорогого мрамора. Все деньги, что на свадьбу сыну собирали, на памятник пошли. Плиткой красной могилку обложили и цветы красные посадили. Георгины. Муж покрасил ограду:

– Все сделал. Сын обижаться не будет.

Утром повёл меня на работу. Попрощался. Прихожу со смены – он на полотенце на кухне висит, как раз напротив фотографии сына, моей любимой.

– Боже, Боже! Боженька мой!

…Вы мне скажите: герои они или нет? За что я такое горе терплю? Один раз подумаю: герои! Он не один там лежит… Рядами идут… на городском кладбище… А другой раз проклинаю правительство, партию… И то, как сама учила: «Долг есть долг, сынок. Отдать его надо». Прокляну всех, а утром бегу на могилку, прощения прошу:

– Прости, сынок, что я так говорила… Прости…»

Мать

«Получила письмо: „Не волнуйся, если нет писем. Пиши по старому адресу“. Два месяца молчания. Я не представляла, что он в Афганистане. Собирала чемодан, чтобы ехать к нему на новое место службы.

Он не писал, что на войне. Загорает, ловит рыбу. Прислал фотографию: сидит на ослике, колени на песке. Я не знала, что там убивают. Раньше он никогда не баловался с дочкой, у него не было отцовских чувств, может, потому, что она маленькая. Приехал – часами сидит и смотрит на ребёнка, а в глазах такая грусть, что мне страшно. Утром встанет, отведёт её в садик. Любил посадить на плечи и нести. Вечером заберёт. Ходили мы в театр, в кино, но больше всего ему хотелось быть дома.

В любви стал жадным, ухожу я на работу или на кухне готовлю – ему и этого времени жалко: «Побудь со мной. Сегодня можно и без котлет. Попроси отпуск, пока я здесь». Пришёл день улетать, он специально опоздал на самолёт, чтобы нам ещё два дня побыть вместе.

Последняя ночь. Было так хорошо, что я расплакалась… Я плачу, он молчит, только смотрит, смотрит. Потом говорит:

– Тамарка, если у тебя будет другой, не забывай это.

Я:

– Ты с ума сошёл! Тебя никогда не убьют! Я так тебя люблю, что тебя никогда не убьют.

Засмеялся.

Детей больше не хотел:

– Вернусь… Тогда родишь… Что ты с ними делать одна будешь?..

Я научилась ждать. Но если я видела похоронный автобус, мне становилось плохо, готова была кричать, плакать. Прибегу домой, висела бы икона, стала на колени и молилась бы: «Спасите мне его! Спасите!»

В тот день я пошла в кино. Смотрю на экран и ничего не вижу. Внутри непонятное беспокойство: где-то меня ждут, надо куда-то идти, еле досидела до конца сеанса. В это время, видно, шёл бой…

  65