Последние отзывы

  134  

На кого-то он похож, подумал Марат. В общем, не изменился, такой же гордый и принципиально самодостаточный, но теперь этого стало на порядок больше. Босой, растрепанный, штаны протерты едва не до дыр. Да, пилоты всегда перемещаются по кораблю босыми, и лежать на столе, позевывая, им тоже не возбраняется, ибо корабль для пилота больше, чем дом, — интимное пространство, пилот по-настоящему жив только внутри корабля, некоторые и в трусах любят расхаживать (и даже не умываются неделями, если машине нравится запах пота своего повелителя) — таков старый обычай, с удовольствием поддерживаемый со времен появления первых биомеханических звездолетов, но теперь в старшем брате есть еще что-то, какая-то особенная шикарная легкомысленность. Он смахивает на сына богатого тюленебоя — вот. На парня, у которого решены все проблемы, которому всё прощают, которому везде рады.

— Как родители? — спросил Марат.

— Нормально. Только… — Морт щелкнул тонкими пальцами, — развелись… Три года назад… Я сегодня же позвоню матери. Скажу, что ты нашелся.

— А ты?

— Что я?

— Не женился?

Старший брат вытянул ноги и положил их на спинку ближайшего стула, весело улыбаясь, опять стал рассматривать младшего.

— Женился, — небрежно ответил он. — Потом развелся. Как у всех.

— Пилотская традиция.

— Слушай, прическа у тебя чумовая. Косы сам заплетал, что ли?

— Нет, конечно. Для этого есть специальные служанки. Были то есть… Старшая заплетальщица и две младших…

— Круто. А ноздрю зачем проколол?

— Последняя мода. Есть такое дерево фаюго, — отламываешь кусочек свежей веточки, совсем маленький… Суешь в ноздрю. Выделяется особая смола, ты вдыхаешь запах и кайфуешь.

— Очень круто, — оценил Морт. — И что? Сильно кайфуешь?

— Нет. Несильно. Здесь каменный век, особо не покайфуешь. Съедят.

Морт кивнул, потрогал одну из косиц Марата, испачкал пальцы ароматическим маслом, поднес к носу, понюхал, лизнул даже, не опасаясь отравиться инопланетными веществами. Внутри корабля ему ничего не страшно, подумал Марат. Пилоту такого сильного биома глупо бояться отравления; в крайнем случае ляжет в утробу, и машина высосет из тела все нежелательные субстанции до последнего миллиграмма.

— Короче говоря, ты тут обжился, — сказал старший брат.

— Еще как, — ответил Марат. — А ты где живешь? Дом купил?

— Нет. Еще успею. В прошлом году предлагали архипелаг на Атлантиде, сорок восемь островов, мой юрист уже и контракт составил, а потом оказалось, что риелтор — сволочь… Жена его сама ко мне в койку залезла, а потом шепнула, что острова эти ее муж всю жизнь продает и продать не может, потому что раз в десять лет на этих островах какой-то вулкан хитрый извергается, сроком ровно на три дня, и всё живое, вплоть до бактерий, сгорает к чертовой матери… Едва я на деньги не попал…

— Ты всегда был дурак, — сказал Марат. — Не от мира сего парень.

— Мне плевать, — ответил Морт. — У меня кораблики такие вещи вытворяют, что капитаны кровью блюют и сами себе языки откусывают. Я четыре года возил командующего Федеральным флотом. Получил полковника — ушел на дембель. Сейчас работаю только на самой новой технике… Тесты, испытания, всё такое… Год назад новый крейсер до инфаркта довел.

— Верю, — сказал Марат. — Ты всегда был крут. Тебе нет равных.

Морт зевнул, показав идеальные зубы, и упруго вскочил.

— Есть, — тихо сказал он.

Хлопнул брата по плечу — настоящей пилотской ладонью, мягкой и невесомой, привыкшей ласкать самые нежные и чувствительные жгуты корабельных нервов.

Потом улыбка слетела со свежего юного лица, Морт смежил веки и еле заметно кивнул, показав головой в сторону стены.

Ушел, насвистывая незнакомый Марату мотивчик.

Спустя полчаса мрачный атлет в куртке с нашивкой КЭР — разумеется, тоже киборг — привел Марата в тесный карман и ушел, не сказав ни слова. Почти сразу убрали свет. Марат на ощупь изучил стены — ничего интересного, лег на пол, решил подремать, но понял, что слишком возбужден. Кроме того, мешали запахи: во рту, в ноздрях пылала горечь, язык словно натерли перцем, спастись было невозможно, на привыкание требовалось время — то были родные, человеческие, индустриальные запахи, среди которых Марат вырос и прожил девятнадцать лет; когда-то он просто их не замечал, теперь сходил с ума.

Хотелось назад, на карамельно-ванильные равнины, на побережье, омываемое рафинадными волнами.

  134