95 
От избранного чудищем места посадки нас отделяла добрая сотня саженей, — не пришлось хвататься за фуражки. Теперь, когда это село, я, наконец, смог с приемлемой точностью оценить его габариты… чуть больше десяти метров в длину… невероятно!
Дождавшись, пока вой турбин спадет до мало-мальски переносимого уровня, явно наслаждавшийся произведенным эффектом Синев поведал нам, что сие чудо является представителем нового, невиданного доселе класса сверхтяжелых транспортных турбокоптеров и создано оно в конструкторском бюро профессора Ветлицкого. Разработка была практически завершена к моменту начала Смуты… потом всем резко стало не до того, однако профессор и его сотрудники не сдавались, сумев буквально в первые недели после Мятежа прорваться к самому Третьякову. И вот нынешней зимой были построены три первые машины, три «Титана», как нарек свое детище Константин Константинович. Насколько известно, аналогичных коптеров, способных поднять груз весом до пятнадцати тонн, — как например, этот танк типа «кенгуру»,[29] — в мире не существует.
Что неудивительно, ибо даже у нас первоначально, добавил, усмехаясь, Димочка, проект Ветлицкого проходил под шифром «Майский жук».
Поскольку подавляющее большинство собравшихся вокруг генеральской машины явно не обладало достаточными познаниями, дабы оценить шутку Константина Константиновича, Синеву пришлось пояснять: ирония сего именования заключается в том факте, что согласно известным на сегодняшний день законам аэродинамики майский жук летать не может. Вообще. Однако ж, скотина эдакая, летает и весьма недурственно. Примерно так обстоит дело и с «Титаном» — теории, с помощью которой можно было бы рассчитать все требуемые для этого турбокоптера параметры, просто нет — но, как вы, господа, только что удостоверились — сам «Титан» есть и даже способен к полету. В чем некоторые из вас вскоре получат возможность убедиться лично.
Угол обзора у меня был не очень широк, но, думаю, в целом по группе процент лиц со следами явного испуга был не меньше, чем в доступном мне секторе — а именно восемь из десяти.
Это разглядел и Димочка, который поспешил успокоить господ офицеров, сообщив, что в транспортных контейнерах «Титанов» будут вывезены лишь причисленные к личному резерву комбрига, остальные же покинут аэродром немного более привычным способом — для чего командирам подразделений сейчас будут вручены соответствующие инструкции.
При ближайшем рассмотрении упомянутые инструкции оказались тонкой пачкой бумаги со смазанным машинописным текстом. Текст являл собой перечень рот, напротив каждой имелась непонятая буквенно-цифровая аббревиатура.
Впрочем, в данном случае я сумел развеять недоумение Овечкина и Ерофеева, ибо сталкивался с подобным шифром прежде — это был просто напросто тактический номер нашего будущего транспортного средства.
Несколькими минутами позже до нас и в самом деле донеслись уже более привычные, как и обещал Синев, звуки и, соответственно, появившиеся из-за леса машины были более знакомыми, по сравнению с «Титаном» можно даже сказать, старыми знакомыми. Аэровагоны Ю-19 «Шершень», четыре маршевые турбины, грузовой отсек на тридцать десантников, может оснащаться пилонами для вооружения.
Один за другим они зависали над растрескавшимся бетоном, выпускали темные массивные стойки сдвоенных шасси, опускались и, не глуша турбины, а лишь уменьшая обороты, распахивали черное нутро грузовых кабин.
Кажется, Димочка решил устроить из процедуры посадки очередной зачет или, используя любимое им британское словечко, test. Что ж, могу с гордостью констатировать — наш батальон был если не первым, то уж два места в пятерке мы занимали точно.
Я летел первым рейсом, вместе с взводом Волконского и отделением из взвода Дейнеки.
Прежде мне не раз доводилось летать на аэровагонах — и, должен заметить, на старичке Ю-5, «летающем бочонке», я чувствовал себя не в пример комфортнее и спокойнее, нежели на машинах последних серий. У «пятерки», по крайней мере имелся ряд иллюминаторов вдоль корпуса. В последующих же сериях конструкторы сочли опцию обзора для пассажиров излишней, отчего солдатское именование «жужжащие гробы» приобрело еще более мрачный оттенок — и очень даже, на мой взгляд, напрасно. Когда за твоей спиной, разом отсекая тебя от мира, с лязгом захлопывается аппарель и ты остаешься в едва освещаемом единственной тусклой лампочкой помещении, стиснутый локтями, сапогами, прикладами и прочим инвентарем, и совсем рядом, отделенная только несколькими миллиметрами металла, заходится воем турбина, пол уходит из-под ног, кому-то уже «нездоровится», самых же непривычных и вовсе тянет ублажать бога стихии, — в данном случае, видимо, Эола, — а помещение это вдобавок и в самом деле напоминает формой гордость мастера Безенчука… в голову навязчиво лезут отнюдь не оптимистичные мысли.
95 
