91 
Разумеется, такой наглости мне простить не могли. Не меньше десяти человек повскакивали на ноги, гневно вопрошая о том, кто вообще позволил присутствовать на столь важном совещании штатской штафирке с фельдшерскими нашивками, не говоря уже о том, чтобы давать оной штафирке высказывать свои дилетантские — читай, дурацкие — мысли.
Я приготовился облаять их соответствующим образом, но в этот момент рядом со мной встал Игорь, который твердым голосом заявил, что это он привел с собой кандидата в прапорщики — вот так новость! — Берегового. И что если высказанные оным кандидатом в прапорщики мысли кажутся присутствующим дилетантскими, то он, штабс-капитан Овечкин, охотно признает себя таким же дилетантом, потому как ему тоже хотелось бы услышать ответ на поставленный мной вопрос.
Возмущенные господа офицеры начали было разевать рты для второго залпа, долженствующего окончательно смести с лица земли меня вместе с моим защитником, однако им неожиданно помешал не кто иной, как сам Димочка, примирительно заявив, что ему, так же как и штабс-капитану, поставленные мною вопросы отнюдь не кажутся дилетантскими, наоборот, схожие мысли возникали у него в течение всей подготовки плана. Заставив таком образом половину аудитории замереть с отвисшими челюстями, генерал-майор неожиданно сменил тему и осведомился у меня: не прихожусь ли я каким-либо родственником его хорошему другу — еще одна потрясающая новость! — подполковнику Сергею Береговому, о котором он уже более полутора лет не получал никаких известий.
Опустив глаза, я сухо отозвался, что единственным известием, которое он мог бы получить о моем младшем брате, могло быть известие о его смерти.
Димочка, чуть смутившись, выдержал короткую, секунд в двадцать, паузу, а затем вновь окрепшим голосом принялся разъяснять вторую, скрытую сущность своего великого плана.
Для начала он поинтересовался, все ли из присутствующих помнят о так называемом Прорыве Мюллера? С разных концов аудитории донеслись утвердительные угугуки, однако генерал-майор счел за благо их проигнорировать и еще раз изложил господам офицерам подробности того злосчастного сражения: одна-единственная ушедшая в оперативный прорыв панцеринфантерная дивизия Мюллера настолько затерроризировала командование фронта своими шныряющими, казалось, повсюду мотоциклетными разведдрзорами, что у штаба создалось полное впечатление присутствия в нашем тылу чуть ли не всей группы Мантойфеля. И, если бы не удар под основание клина, четко проведенный корпусом Вяземского, единственного, наверное, генерала на всем фронте, сумевшего правильно оценить обстановку, последствия могли бы быть… вплоть до самых разнообразных.
Именно подобный полуслучайный, в общем-то, трюк и собирался теперь провернуть Димочка. Правда, на качественно новом уровне — сочетание десантных частей с аэровагонами и ударными турбокоптерами должны были сделать первые не просто мобильными подразделениями, а так сказать, аэромобильными. Соответственно основной задачей десанта становилось не сидение поперек одной, пусть и стратегически важной, дороги, а обеспечение деятельности аэродрома подскока для вышеупомянутых ударных эскадрилий. Обеих — как в том грустном анекдоте про аргентинские, кажется, ВВС. Эти две, получившие возможность действовать во вражеском тылу на полный боевой радиус, эскадрильи и должны были стать той самой непереносимой занозой в заднице синих, а заодно и компенсировать недостающую десанту огневую силу. Короче, Синев просто-напросто задался целью перефразировать известную формулу кайзеровского Генштаба до уровня — наступление есть перенесение действия авиации вперед!
Еще одна великолепная теоретическая идея. На практике же она означала, что судьба операции будет поставлена в зависимость от немногочисленных ударных турбокоптеров, их пилотов и — даже в большей степени — нескольких десятков аэровагонов, обязанных кровь из носу обеспечить постоянный воздушный мост между нашим и вражеским тылом. Последний пункт казался мне особо тревожным. Даже вынося за скобки возможные технические накладки, к которым, вообще-то говоря, аэровагоны склонны ничуть не меньше любой другой новейшей, — читай, сырой, сложной и капризной, — техники, ничего нельзя было поделать с тем явлением, что груженный, а грузить их наверняка будут, что называется, «под завязку», аэровагон, как правило, представляет из себя большую, низколетящую, маломаневренную и чертовски уязвимую цель. Разумеется, маршрут будет проложен «в обход», но этот самый обход нельзя тянуть в сторону до бесконечности — и, кроме того, конечный пункт назначения все равно будет известен противнику не хуже их собственного почтового адреса.
91 
