56 
— А чего, чего не надо-то? Ты сама-то чего предлагаешь? Чтобы мы с тетей Дуней ушли, жилплощадь для свидания освободили? А чего, мы можем… Да, теть Дунь? Сейчас пойдем, под дождиком помокнем…
Выражение галантности и добродушия постепенно сползло с лица Вадима, уступив место крайней растерянности. Моргнув, он неловко перекинул из руки в руку ворох букетов, хотел что-то сказать, но тетя Дуня опередила его. Протянув сухой длинный палец к Вариному лицу, проговорила грозно:
— А ты тут не хами, не хами, девушка! Ишь, распрыгалась! Тут я пока командую, не хами!
— А я и не хамлю… — резко вскинула плечи Варя.
— Нет, хамишь! Никакой в тебе благодарности к мачехе, я смотрю, нету! Совсем ее затыркала, я смотрю! Она перед тобой и так, и эдак, а ты ее тырк да тырк, и все по больному месту норовишь, бессовестная!
— Не надо, теть Дунь… Не трогайте вы ее! — досадливо глянув на Вадима, попыталась осадить она разошедшуюся в гневе тетку, предвидя, однако, безуспешность этой затеи. Легче камнепад в горах остановить, чем тети-Дунино полившееся из нутра организма возмущение пресечь. И присутствие в квартире чужака ему тоже не помеха.
— Ага, давай, защищай! Ты ее кормить будешь, учить, замуж отдавать, а потом на пенсии одна-одинешенька и останешься! Последнюю копейку она из тебя вытянет! И будешь потом жить в нищете да с кучей обид за пазухой. А она о тебе и не вспомнит!
— Тетя Дуня! Ну хватит уже! Чего вы все об одном и том же! Нашли время… — мотнула Бася головой в сторону застывшего от неловкости положения Вадима.
— Господи, да как же вы надоели мне все! — криком вступила в эту странную беседу и Варя. — Да сколько можно слушать про ваши обиды и пазухи! Про ваших бывших мужей! Все хорошие, все благородные и замечательные, одна я плохая! Надоели! Если я вам всем мешаю, так и скажите! И вообще… Пошли вы все, и без вас обойдусь… Я вам никто, никто…
Неожиданно резво она схватила с вешалки свою курточку, сунула ноги в кроссовки и, отодвинув плечом Вадима, вылетела в приоткрытую дверь, понеслась вниз по лестнице, прыгая через две ступеньки.
— Варя! Варенька! — отчаянно закричала ей вслед Бася, засуетилась торопливо по прихожей, пытаясь найти какую-нибудь обувь, но была решительно остановлена и придвинута к стене сухой, но хлесткой, как плеть, теткиной рукой.
— Ладно, не суетись! Ничего, пусть пробегается! Как увидит, что никто за ней не побежал, так сразу и охолонет! Ишь, распустила девку!
— Теть Дунь… Ну сколько раз я вас просила — не вмешивайтесь вы, ради бога…
— А что я такого сказала? Одну гольную правду и сказала!
— Да уж, весело тут у вас… — вдруг подал робкий голос молчавший до сих пор Вадим. — Однако я не вовремя зашел, кажется. Извини, Бася. А падчерица твоя, смотрю, с характером девушка, да?
Поджав губы, Бася посмотрела на него почти с ненавистью. Потом произнесла с сухим, едва сдерживаемым раздражением:
— Моя падчерица, Вадим, очень хорошая девушка. И характер у нее замечательный. И еще она отца недавно потеряла, так что уж извини… И вообще… Тебе-то какое дело? Не надо было тебе сюда приходить, Вадим! Неужели не понятно? К чему все это? Ну вот скажи, зачем ты пришел?
— Да я как-то не сообразил, прости… Я сегодня так хорошо с ней поговорил, мне показалось, она все поняла…
— Да что, что она поняла? Что вы все вообще понимаете? Ну вот скажи, кто тебя сюда звал? С какой такой целью ты сюда заявился? Поговорить? Не о чем нам с тобой говорить! Хватит, поговорили уже. Уйди, уйди, пожалуйста…
Махнув рукой, Бася повернулась, прижала ладони к лицу, тихо поплелась в комнату. Неловко пожав плечами, Вадим сунул свои замечательные букеты в руки тете Дуне, повернулся, шагнул за порог. Закрыв за ним дверь, тетя Дуня вздохнула, виновато засеменила вслед за Басей, присела рядом на диван, шурша целлофановой оберткой букетов.
— Да ладно, не убивайся ты так… Перемелется, мука будет. А твоей Варьке и впрямь урок нужен. Побегает немного под дождем, может, ума наберется.
— Да какого ума, теть Дунь? Вот куда она сейчас побежала, а? Куда? У нее же никого в этом городе нет… Как же я удержать ее не успела, ума не приложу!
Она замолчала, сидела сгорбившись и вяло опустив руки на колени. Потом подняла на тетю Дуню блеснувшие непролитыми слезами глаза, проговорила тихо:
— А ведь вы правы, теть Дунь… Опять правы. Никудышная из меня мачеха. Совсем никудышная…
56 
