— Ой, да чего уж там… Знаешь, у Чехова рассказ такой есть — «Душечка» называется. Так вот и я жила как та самая Душечка. Кто рядом оказывался, того и любила. Сначала тебя, потом Варю… Лишь бы свою любовь куда-то пристроить, так получается? Смешно, правда?
— Нет, мам. Не смешно. Я понимаю.
— Да как ты можешь понять, Глебушка! Как я проклинала себя, что сдалась тогда, что не выдержала, что уступила… Это до меня уж потом дошло, какую я глупость сделала, что сбежала. Потому, наверное, что отца твоего очень любила. Да что я тебе все это говорю… Столько лет прошло…
— Нет уж, мам, давай поговорим! Понимаешь, мне это принципиально знать надо. Черт его знает почему, но надо! Засело в голове еще с того времени, как ты, как мы… Мы же этот разговор не закончили, помнишь? Когда ты вещи собирала? Так что давай сейчас его договорим! Знаешь, сколько раз я потом принимался с тобой спорить? Всякие разные доводы приводил, мысленные… Например, что не могла ты сбежать, если отца любила! Потому что любящая женщина всегда борется до последнего. А если не любит… Ты, наверное, сама отца тогда разлюбила, да?
— Нет. Нет, это неправда. Ты что! Если б даже и разлюбила, я бы от тебя все равно никуда не уехала. В том-то и дело, что очень, очень любила! А любящая женщина как раз к борьбе и не способна. Когда любишь, становишься уязвимой, хрупкой, как стекло. А когда не любишь, тогда уже один азарт обладания тобой руководит, и он никаких преград в борьбе не знает. Тогда и получается, что все средства хороши… Нет, отца твоего я очень тогда любила, Глебушка. Ты постарайся меня понять… Хотя бы сейчас…
— Мам… Вот ты говоришь — тогда. А сейчас? Сейчас ты его любишь?
— Ой, давай об этом не будем, Глебушка! И вообще, не могу я сейчас ни о чем таком говорить, у меня все мысли в голове путаются. Я ночь не спала, ничего не соображаю.
— Почему не спала? Случилось что-нибудь?
— Да, случилось… Понимаешь, Варя… Мы вчера поссорились, и она из дома ушла. И до сих пор ее нет… Я места себе не нахожу, сам понимаешь!
Шмыгнув носом, она суетливо начала доставать из кармашка фартука носовой платок. Глеб помолчал немного, потом произнес тихо:
— Мам… Это все из-за отца, да? Варя ушла из-за отца?
— При чем тут отец, Глебушка! Нет, ты не думай…
— Да просто я в курсе событий, мам. Мне же отец все рассказал. И про эту девушку, твою падчерицу… Он тоже переживает, между прочим. А когда твоя смена заканчивается?
— Скоро уже. А что?
— Можно, я тебя провожу?
— Конечно, Глебушка. Ты посиди, я скоро. Ты голодный?
— Нет, мам.
Встав со стула, она обвела мокрыми глазами зал, лихорадочно смахнула слезы со щек. Потом снова повернулась к Глебу:
— Или лучше вот что… Я не буду ждать конца смены, я лучше отпрошусь. Все равно посетителей нет. Ты посиди, я сейчас, я быстро…
И опять они шли вдвоем по улице, как раньше. Пасынок и мачеха. Со стороны посмотришь, наверное, — идут себе рядышком близкие люди, беседуют о чем-то оживленно. Правда, беседовал в основном Глеб, рассказывал взахлеб о своей жизни, а она слушала внимательно, поглядывала на него украдкой сбоку да лишь час то-часто кивала — да, да, Глебушка. Ой, как здорово, Глебушка. Какой ты у меня молодец, Глебушка.
— …Ну, а когда я институт закончил, пошел сначала на фирму к отцу. А потом решил — нет, не буду я под его крылом сидеть. Да и Инга все время раздражалась… В общем, я сейчас свое маленькое дело открыл, пока вроде все успешно идет.
— Молодец… А девушка-то у тебя есть? Один живешь?
— Да была одна… Пробовали вместе пожить, потом разбежались.
— А сейчас?
— А сейчас я вроде как один. Так, есть варианты… Слушай, мам! Ты что, каждую ночь одна по этим темным дворам ходишь?
— Ну да. А что делать? Приходится…
Голос ее отозвался гулко и жалостно, разбившись о стены темной арки, ведущей во двор тети-Дуниного дома. В самом деле, будь она проклята, эта арка! Входишь в нее, и сердце начинает страхом дрожать, и бежишь на зыбкий просвет в конце, как трусливая зайчиха, поджав уши. Вот и сейчас непроизвольно ускорила шаг, потянув Глеба за рукав куртки.
— А почему здесь ни одной лампочки нет? — отскочив эхом от стен, гулким баском прозвучал сердитый голос Глеба. — Можно же что-то придумать! И места так мало… Если машина въедет, что, надо к стене прижиматься, чтобы под колеса не попасть?
— Погоди… Тише, тише, Глебушка… — застыла на месте Бася, когда они, миновав арку, вошли во двор.