– Сегодня последний день, Чарли. Мне в этом году очень грустно.
– Мы же вчера условились не говорить об этом до прибытия в Канн, – улыбаясь, напомнил Чарли.
Но сердце у него екнуло, и ему захотелось поделиться своими переживаниями с Эдмой. На самом деле, именно в Канне Андреа исчезнет из его жизни, из жизни Дивы и прочих пассажиров. Андреа не будет более принадлежать их миру, их кругу, их городу, их компании. Андреа, точно принц, живущий инкогнито среди невежественного плебса, прибыл из своего Неверского королевства, и ему предстоит очень скоро туда вернуться, чтобы вести тихое, многотрудное существование рука об руку с женой, которая будет ревновать его всю жизнь. Вот что ожидает Андреа; так, по крайней мере, думал Чарли, и он не замедлил довести до сведения Эдмы свои предположения.
– Ах!.. Вам он видится устроившимся в Нанте или в Невере и ведущим буржуазный образ жизни? Мне тоже это кажется вполне вероятным, – заявила Эдма, глядя прищуренными глазами на горизонт поверх головы Чарли, словно там было записано будущее Андреа.
Она похлопала указательным пальцем по губам, словно затрудняясь в формулировке своих предчувствий.
– А вы думаете по-другому?
– Я с трудом представляю себе, что с ним будет, – мечтательно проговорила она. – Мне бы даже хотелось, чтобы он отсюда вообще не уходил, никогда не покидал этого корабля. Я слабо представляю себе, что он теперь сможет сделать, очутившись на пристани без денег и не имея семьи… Ах, мой милый Чарли, видит бог, я всегда любила мужественных молодых людей, но, по правде говоря, сейчас я бы предпочла знать, что он находится в ваших руках, вырвавших его из рук Дориаччи.
– Я бы тоже предпочел именно это, – заявил Чарли, расплываясь в улыбке.
Однако в горле у него стал ком, и то, что у Эдмы, как и у него, имеются опасения по поводу Андреа, по-настоящему испугало его: ведь Эдма принадлежала к тем людям, которые никогда не переживают по поводу кого бы то ни было и не приглашают всех подряд на бал, которым они правят.
– Кларисса также беспокоится за него, – тихо проговорил он.
И Эдма поглядела на него, посмотрела в лицо, растроганно похлопала по руке.
– Для вас, мой дорогой Чарли, это тоже был тяжелый круиз…
– Я сейчас как раз собираюсь заняться подсчетом выигрышей, – сказал он. – Вот видите…
– Верно, какая хорошая идея…
Эдма оперлась локтями об ограждение рядом с ним, и через секунду у них обоих загорелись глаза, и они в радостном возбуждении принялись то зло, то добродушно перемывать косточки своим ближним. Они до такой степени развеселились, что на целых два часа позабыли о судьбе Андреа.
– Идемте со мной, – проговорила Дориаччи Симону, которого этим утром обнаружила в исключительно веселом настроении и в почти элегантном виде, в джинсах и свитере, который был ему велик. Было очевидно, что сегодня утром крошка Ольга не успела нанести на заре удар бедняге при помощи одной-двух убийственных фраз, которые наваливаются на него тяжким грузом на целый день, и избавиться от них стоит ему немалых усилий, на которые смотреть без боли невозможно. Дориаччи рассчитывала в последний вечер совратить храброго Симона и заставить его сыграть в придуманной ею пьесе главную роль, а не роль свидетеля, как это было до сих пор. Это, однако, было достаточно сложно и к тому же могло показаться неубедительным для Андреа. И она проскользнула в бар и спокойно уселась за стойкой, опираясь о нее локтями и принявшись наводить красоту, не жалея ни губной помады, ни туши. Под глазами у нее были круги, что неожиданно делало ее хрупкой на вид, «чуть ли не желанной», подумал Симон Бежар, на миг забыв о своем пристрастии к девушкам в цвету.
– Вы что, хотите вовлечь меня в пьянство в столь ранний час? – спросил он, усаживаясь рядом с нею.
– Совершенно верно, – подтвердила Дориаччи. – Жильбер, дайте нам, пожалуйста, два сухих мартини, – попросила она, ослепительно улыбнувшись и состроив глазки блондину-бармену, отчего он весь затрепетал от удовольствия и поставил перед нею рюмку, причем Дориаччи на мгновение положила руку поверх его руки, назвав его при этом «мой ангел».
– Я хочу кое о чем попросить вас, месье Бежар, кроме того, что собираюсь напоить вас допьяна к тому моменту, когда взойдет солнце. Почему бы вам не снять в кино моего протеже? Внешность у него вполне подходящая, разве нет?
– Но я уже подумал… – заявил Симон, потирая руки с хитрым видом. – Но я уже об этом подумал, представьте себе. Когда мы вернемся в Париж, я распоряжусь, чтобы ему устроили кинопробу. У нас во Франции не хватает героев-любовников такого уровня, все походят либо на мальчишек-парикмахеров, либо на истеричных гангстеров, так что я прислушаюсь к вашей рекомендации. Фактически я уже прислушался к вашей рекомендации, – настойчиво повторил он, не обращая внимания на уже произнесенную фразу, отчего Дориаччи закатилась смехом.