— Эдвард!
— Сара!
— Элспет, это Эдвард. Эдвард Бэлтрам!
— Вот оно что, — холодным властным голосом произнесла высокая женщина.
— Эдвард, как ты, черт побери, узнал, что я здесь?
— Я не знал, что ты здесь, — ответил он.
— А, так ты наверняка там, точно там, а мы и не знали…
— Зайдем-ка в дом, — сказала высокая женщина.
— Нет, он не может, не должен…
— Ты все равно громко прокричала его имя.
— Эдвард, это моя мама — Элспет Макран. Она оставила девичью фамилию. Знаешь, она писатель, ты наверняка встречал ее писанину, женская либеральная журналистика, феминизм и всякое такое, и еще она сочинила роман…
— Бога ради, Сара, прекрати кричать и выдавать бессмысленную информацию. Пусть он войдет в дом. Лучше ему войти, если уж он здесь и мы не можем ничего с этим поделать.
— Ну хорошо, я войду первой и…
Сара снова стрелой пронеслась мимо матери.
Элспет Макран отступила в дом и через секунду поманила Эдварда внутрь.
В доме было темно, пахло печным и сигаретным дымом. Эдвард не сразу, но разглядел большой очаг, где горели несколько поленьев, книжный шкаф с потрепанными книгами, поблескивавшие фарфоровые украшения, сухую траву в больших кувшинах, очень потертые ковры и накрытый на троих стол с красной скатертью. Судя по тарелкам, он прервал ранний ужин.
— Извините, что побеспокоил вас, — повторил Эдвард.
— Не валяйте дурака, — сказала Элспет Макран, — не говорите глупости. Сядь, Сара, и прекрати трепать языком.
— Но где мне сесть… я хочу сказать…
— Где хочешь.
Сара села, взяла кусок хлеба с маслом, потом положила его на стол. Элспет Макран стояла спиной к очагу и смотрела на Эдварда своими сверкающими увеличенными глазами. На ней была синяя юбка в клетку и потертый твидовый жакет, а вельветовые брюки, заправленные в высокие носки, казались бриджами. Когда ее лицо не выражало сильных эмоций (что случалось довольно редко), оно могло показаться привлекательным, даже красивым.
— Значит, вы Эдвард Бэлтрам.
— Так ты и вправду приехал в Сигард? — спросила Сара.
Она примостилась на краешке стула, ее короткая юбка задралась, обнажая тощие голые ноги; пятки у нее были маленькие и грязные. Маленькое подвижное лицо горело от возбуждения, рот был приоткрыт, губы непроизвольно исказились в ухмылке.
— Да.
— Но почему? Каким образом?
— Почему бы нет? Меня пригласили, написали письмо. А вот ты… почему ты здесь? Я понятия не имел…
— Объяснение очень простое, — сказала Элспет Макран. — Я знала вашу мать, Хлою Уорристон.
— Здесь было любовное гнездышко Джесса и Хлои, — сообщила Сара. — Может, тебя и зачали здесь, в этой спальне!
— Этот дом принадлежал Джессу?
— Нет, — ответила Элспет Макран, — он был заброшен, когда железная дорога прекратила существование, и Джесс им пользовался. Потом, когда он бросил Хлою, она короткое время жила здесь со мной.
— С вами?
— Я была близкой подругой Хлои. Она так страдала, и я приехала к ней. Потом она вышла за этого негодяя Гарри Кьюно.
— Он не негодяй.
— Хлоя была очень невезучая девушка. Мне понравилось это место, и, когда железная дорога выставила дом на продажу, я его купила.
— Она его купила, чтобы досадить Джессу, — вставила Сара. — Она ненавидит Джесса.
— Так вы знаете моего отца, — проговорил Эдвард.
— Я его никогда не видела, — сказала Элспет Макран, — но немало наслышана о нем, и меня удивляет, что вы находитесь в его доме.
— Он мой отец, — ответил Эдвард, — и я его люблю.
— Это просто ерунда, — отрезала Элспет Макран.
— Мама ненавидит мужчин, — сообщила Сара. — Ничего личного.
— Прежде вы его никогда не видели, а теперь он превратился в косноязычного идиота.
— Женщине нужна рыба, как мужчине — велосипед[53],— сказала Сара.
— Он не идиот, — возразил Эдвард.
— И потом, я слышала, что он умирает из-за отсутствия медицинской помощи.
— Эдвард, присядь, пожалуйста, — сказала Сара. — Можно ему сесть, мама? Или ты думаешь, что ему лучше уйти? Сядь там.
Она показала на стул у стола. Эдвард сел за стол и обратился к Саре:
— Ты мне никогда не говорила…
— Об этом доме? Говорила. Но ты не обратил внимания.
— Похоже, «обращать внимание» — не самая сильная сторона Эдварда, — заметила мать Сары.
— Да, теперь я вспомнил, только ты не говорила, что это так близко…