— Что это значит?
— Понимаешь, это трудно объяснить. Я предложила себя как некий абсолютный дар, я хотела изменить свою жизнь, чтобы работать вместе с ним. Я все еще хочу этого — нести добро людям.
— А что насчет секса? Стюарт отказался от него, но если на сцене появились вы… Признаюсь, я удивлен.
Эдвард чувствовал, как удивление теплотой разливается по его телу. Или это было шерри? Мидж тоже оживилась.
— Он остался холоден. Посоветовал мне прекратить лгать, рассказать Томасу о Гарри. Понимаешь, Томас тогда еще ничего не знал, ему стало известно только из газеты…
— Из какой газеты?
— Мэй Бэлтрам опубликовала статью о Джессе, о самых последних событиях в его жизни. Она описала тот вечер в Сигарде: как мы с Гарри появились там инкогнито, как они узнали, кто мы такие…
— Господи, Мидж, это напечатали в газете?
— А потом все таблоиды это подхватили. Она явно описала свою жизнь в нескольких томах. Все любовные приключения Джесса, все о Хлое, целые страницы пропитанной ядом писанины. И это будет опубликовано. Может быть, вот сейчас она пишет какую-нибудь ложь о тебе.
— Я не верю. Но она описала то, что случилось, и Томас прочел? Худшего способа узнать об этом не придумаешь…
— Да. Мне очень жаль, что все так получилось. Я собиралась ему сказать.
— А что еще говорил Стюарт? Разве он не почувствовал искушения? Как это странно!
— Искушения? Нет, конечно. Он мне сказал, что это иллюзия.
— Но вы его хотите, вы его желаете? Это называется любовью.
— Да… но так это невозможно… это должно быть иначе…
— Я этого не понимаю. Я думаю, он посоветовал вам остаться с мужем?
— Нет. Он этого не говорил. Он только сказал, что я должна прекратить лгать…
— И оставить его в покое! Что-то не похоже, чтобы он очень заботился о вашем благе.
— Нет-нет, в нем… в нем столько добра… это как откровение…
— Извините, Мидж, я в это не могу поверить… давайте сначала. Вы были сильно влюблены в Гарри?
— Да, очень, и долго. Я хотела выйти за него, только не могла понять, как это сделать.
— Но неужели это могло вот так внезапно закончиться? Может быть, вы просто решили, что предпочитаете Томаса? То, что вы будто бы влюблены в Стюарта, кажется мне полной нелепицей. Какое-то безумие, фальшь, этого не может быть, тут скрывается что-то другое. А что сказал Томас?
— Он думает, что я по-прежнему люблю Гарри. Что это эпизод моей связи с Гарри. Нечто вроде посттравматического синдрома.
— А с Гарри вы встречались?
— Да, но не так, как прежде.
— Как это ужасно для всех! Господи, какая путаница. Знаете, я думаю, Стюарт — это ложный след.
— Что ты хочешь сказать?
— Он вообще ни при чем. Просто внешний импульс, как удар о стену — вы налетели на него и ударились. Все происходит у вас в голове. Вы думаете, будто влюблены в Стюарта, но на самом деле это последствия того, что у вас открылись глаза. Вы удивлены собственной способностью видеть вещи в ином свете…
— Нет, у меня другие ощущения, — возразила Мидж. — Я хочу быть с ним, а он, наверное, никогда не захочет видеть меня. Я думаю об этом, и мне не хочется жить… и это не позволяет мне думать о них…
— О ком?
— О них.
Мидж обнаружила, что ей трудно выразить это иначе.
— Вы говорите о Томасе и Гарри, о чем и я говорю. Это бегство от выбора. Вы думаете, будто влюблены в Стюарта, и это дает вам новую энергию. Вы получаете отсрочку, чтобы не решать другую проблему, к которой все равно придется вернуться… Постойте, постойте! Вы сказали, что все, чего вы хотели, обесценилось. Возможно, в этом и было откровение. Вам придется оценить все заново, вам придется увидеть все… Может быть, Стюарт сделал для вас что-то важное.
Эдвард чувствовал нарастающее возбуждение.
— Я не могу, — ответила Мидж. — Не могу оценивать, не могу видеть. Я хочу, чтобы он утешил меня… это ужасно… я ужасна…
Она заплакала так тихо, что прошло несколько секунд, прежде чем Эдвард заметил слезы у нее на щеках.
— Дорогая Мидж, не плачьте! Позвольте мне утешить вас, позвольте взять вас за руку.
Эдвард подвинул свой стул к ней, так что их колени соприкоснулись. Он взял руку Мидж, и ее голова тяжело упала ему на плечо. Эдвард наклонил голову, и его прямые длинные волосы перемешались с ее волосами, белокурыми и ароматными, в которых он теперь разглядел множество разноцветных прядей. Он обнял Мидж за плечи и принялся убаюкивать, но она вскоре отодвинулась. Он ощутил (чего не было прежде, когда он так восхищался ею, войдя сегодня в гостиную) все ее тело: его массу, его тепло, его мягкость, прикрывающую его одежду.