— Машина. Я должен идти. Илона, я буду заботиться о тебе всю жизнь. Я тебе обещаю… дорогая, дорогая Илона, верь мне…
— Иди скорее. Я должна выключить свет.
Она выключила лампу, когда он еще не успел дойти до двери.
Эдвард открыл глаза и увидел дневной свет. Он забыл закрыть ставни. Он лежал на спине, расслабившись, наполовину проснувшись, а потом вспомнил удивительные события вчерашнего вечера: приезд Гарри и Мидж в качестве «мистера и миссис Бентли», появление Джесса, проклятие Джесса в адрес Стюарта и то, как Джесс держал Мидж в объятиях и целовал ее. Он думал, что перед ним Хлоя. Как странно. Приснилось все это Эдварду или было на самом деле? А потом он говорил с Илоной, и она так много плакала. А еще он свалился с каменной лестницы в темноте и ушиб ногу. Потом он стоял в Переходе, пытаясь расслышать, о чем говорят Беттина и матушка Мэй в зале. Около двери слова их можно было разобрать, но это вызвало у него отвращение и он похромал в Западный Селден. А теперь… как это ужасно, и что он должен со всем этим делать? Эдвард приподнялся, скинул с себя простыню и одеяло, сел на кровати, потирая больную ногу. Он осмотрел порезанный палец, который затягивался после того, как матушка Мэй приложила к ранке листик. Потом, словно вспышка, в мозгу у него пронеслось: Брауни. Сегодня.
Эдвард посмотрел на часы. Было уже поздно, завтрак закончился, он проспал. А если он не успеет вовремя, если она уже уйдет, если она решит, что он не хочет ее видеть, если он потеряет ее навсегда? Он стал одеваться с неловкой поспешностью. Вдруг они задержат его? Вдруг Илона от отчаяния и ревности сказала остальным, куда он собирается? Одевшись, Эдвард подошел к окну — посмотреть, нет ли кого внизу. Он намеревался выскользнуть из дома прямо через двери Западного Селдена. За дверью висел густой туман, его ровная поверхность находилась в нескольких футах над землей. Впечатление было такое, будто паводок окружил дом. А если он заблудится? Господи, ведь он же не знает дороги в Железнодорожный коттедж — он случайно нашел его! Нужно найти место, где старые железнодорожные пути пересекают дорогу. Но в тот раз он чуть не прошел мимо и в таком чертовом тумане вполне может пройти мимо опять. К тому же тот путь, судя по всему, обходной, и наверняка есть прямой ход к железной дороге. Нужно посмотреть на карту. Но он оставил ее в ящике в Затрапезной.
Эдвард стоял, мучимый тревогой и нерешительностью, потом надел пиджак. Ему было нехорошо, голова слегка кружилась, мысли путались, все время хотелось моргать, словно туман попал в глаза. Он зашел в ванную, не зная, стоит бриться ради Брауни или нет. Посмотрел на себя в зеркало. Вид у него был еще тот. Эдвард нетерпеливо побрился, двигая бритвой с болезненной медлительностью, словно что-то держало его за руку. Он решил надеть галстук, но ему не удавалось завязать узел, и он бросил его.
Причесался, сунул расческу в карман. Он все еще не решил, стоит ли ему рискнуть и идти за картой.
Открыв дверь своей спальни, Эдвард прислушался. Белое безмолвие тумана проникло в дом. Не было слышно ни звука. Он подошел к лестнице, потом бросился назад за плащом, после чего спустился до самого Перехода и снова прислушался. На кухне никого не было. Он осторожно открыл дверь Атриума: большой зал был пуст, на столе — остатки завтрака. Подойдя поближе, Эдвард увидел хлеб, джем, кувшин с фруктовым соком и вдруг почувствовал, что голоден как волк. Вчера он не ужинал. Он быстро оторвал кусок хлеба и выпил два стакана фруктового сока, у которого был хмельной привкус, как у вина. Возможно, это и было вино. Эдвард сделал себе сэндвич с вареньем и сунул его в карман. Несколько мгновений он чувствовал себя совсем больным, ему казалось, что ноги его не касаются земли. Он подавил желание сесть за стол и опустить голову на руки. Подошел к Затрапезной и заглянул в пустую комнату. Через мгновение в его кармане лежала карта, и он на цыпочках крался по плиточному полу к главной двери, когда в дом снаружи вошла матушка Мэй. Она отодвинулась в сторону, когда Эдвард стрелой метнулся к двери. Он слышал, как она окликнула его по имени, но уже бежал, не оглядываясь, по лужайке.
Он хотел поскорее оказаться подальше от дома и найти какое-нибудь место, где можно остановиться и сориентироваться по карте. Он направлялся к деревьям налево за теплицами и фруктовым садом, чтобы тополиная роща оказалась между домом и ним, и воображал, как Беттина и матушка Мэй бегут следом и зовут его. Он по пояс погрузился в белый туман, словно половина человека спасалась бегством. За тополями Эдвард замедлил шаг и прислушался. Никаких признаков погони не было. Он развернул карту, которая тут же начала складываться в его руках, словно он держал несколько кое-как сшитых между собой маленьких книг. Он встал на колени — трава была влажной от тумана и росы — и разложил карту, потом второпях сложил, чтобы видеть только то, что ему нужно. От проезда к железнодорожным путям вела тропинка, но Эдвард в прошлый раз не заметил ее; возможно, она заросла или была засажена «нехорошим фермером», о котором говорила Илона. Идти по дороге надежнее. С помощью карты можно было хотя бы оценить расстояние. Он пошел параллельно дорожке по кочковатой земле, поросшей травой, утесником, кустами бузины и орешника. Ему показалось, что до него доносится шум автомобильного мотора. Потом он отчетливо услышал журчание реки. Эдвард продирался через заросли полегшего папоротника, среди которых уже пробивались упругие молодые побеги, похожие на маленькие зеленые прогулочные трости. Потом он увидел берег реки и знакомую тропинку. Туман рассеивался, поднимался от земли и таял в воздухе, и Эдвард смутно видел склон невысокого холма, деревья на другой стороне. Судя по карте, если идти вдоль берега, то добраться до дороги можно скорее, хотя это будет дальше от места назначения. С другой стороны, он опасался идти открыто, а на шоссе мог бы пуститься бегом. Почему все вдруг стало таким трудным?