очень нудно 
73 
Сначала Исао желал, храня это в сердце, чтобы неизвестность длилась как можно дольше, но теперь он уже не мог противиться смутным ощущениям.
— Подождите-ка, — сказал Исао повелительным тоном Идзуцу так, что всем было слышно, и, не выпуская из виду главного входа, бросился туда. Вместе с сухими, неровными звуками быстрых шагов во мраке прыжками передвигалась фигура в белом летнем кимоно. Исао нырнул в калитку. Конечно, там стояла Макико.
Обычно далекий от таких вещей, Исао сразу заметил, что Макико переменила прическу. Модная прическа — волосы волнами обрамляли лицо и скрывали уши, — делала еще более выразительным лицо. Сзади над воротом ее казавшегося одноцветным дорогого темно-синего кимоно четко вырисовывалась линия шеи, она обычно не злоупотребляла пудрой, но запах, похожий на запах духов, словно ударил Исао в грудь.
— Почему вы здесь?
— Ведь вы здесь с шести часов и принесли клятву? — получил вместо ответа изумленный Исао.
— Откуда вы узнали?
— Глупенький, — рассмеялась Макико, показав влажные зубы. — Разве не ты сам сказал мне об этом?
Может, действительно, он, беспокоясь по поводу места сбора, на днях проронил при ней слова о месте и времени присяги. Сначала он рассказывал Макико все, и теперь Исао было стыдно своей забывчивости в столь важных вещах. Наверное, ему не хватает умения вести за собой людей, вершить дела. Исао не мог не признать, что его забывчивость в отношении Макико таит некий каприз, явное желание выглядеть перед ней иначе, чем перед своими сверстниками, эдаким небрежным взрослым мужчиной.
— Но все-таки странно, зачем вы здесь?
— Я решила, что тебе, наверное, трудно придумать, куда повести такое количество народу. Живот-то, видно, подвело?
Исао растерянно почесал голову.
— Можно было покормить вас дома, но это далеко, поэтому я посоветовалась с отцом, и он сказал, что можно угостить всех мясом в Сибуе, и дал денег. Сегодня вечером отца пригласили на поэтический вечер, его нет дома, а я приехала сюда, чтобы всех покормить. Денег на дорогу вполне достаточно, не волнуйся. — Макико внезапно подняла белую руку и показала большую сумку, будто вытащила из ночной реки рыбу. Тонкое запястье, появившееся из рукава, было удивительно красиво, казалось, в нежных линиях скопилась усталость позднего лета.
19
А Хонда примерно в то же время по приглашению сослуживца, увлекавшегося театром Но, смотрел в осакском театре пьесу «Мацукадзэ»[51] с Канэсукэ Ногути[52] в главной роли. Вместе с Канэсукэ, уже давно не приезжавшим из Токио, роль второго плана играл Ядзо Тамура.
Театр располагался на западном склоне холма в квартале Уэмати, который связывал осакскую крепость и район Тэннодзи, в начале Тайсё это был район дач: вокруг тянулись тихие усадьбы, в одной из них с распахнутыми воротами и помещался театр Но, построенный семьей Сумитомо.[53]
Гостями в основном были именитые торговцы, многих Хонда знал в лицо, сослуживец сообщил Хонде, что у прославленного Ногути что-то не в порядке с голосом: иногда он издает звуки, словно гусь, которого душат, но смеяться ни в коем случае нельзя. Сослуживец также предрекал Хонде, который совершенно не знал Но, что тот, увидев первое же представление, сразу будет потрясен.
Хонда был не в таком возрасте, чтобы по-ребячески протестовать. После того как в начале лета он встретился с Исао Иинумой, его рационализм дал сильную трещину, но житейская психология не изменилась. Он уверовал в то, что испытать потрясение для него так же невозможно, как подхватить сифилис.
На сцене закончился диалог между героями интермедии, и сразу же на помосте в глубине сцены появились героини, торжественное вступление оркестра, звучавшее в этот момент, первоначально исполнялось только перед первой пьесой спектакля Но, и лишь в «Мацукадзэ» оно звучит не в первой пьесе, — все это сослуживец объяснил Хонде. Поэтому, наверное, этой мелодии придавали особое значение, как передающей нечто сокровенное.
Мацукадзэ и Мурасамэ, в одежде рыбачек, с выступающим из складок алым поясом, остановились друг против друга на ведущем к сцене помосте, и тихо, словно дождь прошелестел по песчаному берегу, в зал упало:
— В житейской суете свершает круг за кругом та бадья, что воду черпает… все бренность! — прозвучал голос. Хонду отвлекал яркий блеск натертого деревянного пола на сцене, на который падала тень от сосновых игл, но эту последнюю строку «Все бренность!», со сложным чувством пропетую Канэсукэ Ногути, голос которого по сравнению с тонким ясным голосом его спутника был глубоким, глухим, прерывистым, словно заплетающимся, Хонда услышал отчетливо.
51
«Мацукадзэ» — пьеса театра Но о любви знаменитого поэта эпохи Хэйан, Аривара-но Юкихира (начало 9 века) к двум сестрам — «солеваркам» Мацукадзэ и Мурасамэ.
52
Ногути Канэсукэ (1870–1953) — выдающийся актер традиционного японского театра Но (основанного в 14 веке).
53
Сумитомо — одна из трех групп крупнейших финансовых олигархий.
73 
