76 
Буддизм признает субъект круговорота человеческого существования, но не признавал субъект равновесия вечного постоянства. Мне отказывают в существовании, следовательно, решительно не признают существования души. Единственное, что признается, — это ядро, которое постоянно перетекает из одной формы в другую, только мельчайшая частичка внутри души. Именно она — субъект круговорота жизни, чувство Алая, как его называет учение виджняптаматрата.
Вещи этого мира нигде во вселенной не имеют своей субстанции: живые существа не обладают духом как главной сущностью, неодушевленные предметы, что возникли на основе связей, не имеют внутренней сущности.
Если предположить, что субъектом круговорота жизни является чувство Алая, то получается, что круговорот определяется кармой. И тут начинаются свойственные буддизму многочисленные разногласия, взаимоисключающие точки зрения, которые есть следствие различных доктрин. Одни учения утверждают, что чувство Алая уже осквернено грехом, поэтому именно оно и есть карма, другие — что чувство Алая запятнано наполовину и чистая часть хранит путь к освобождению от круговорота жизни.
Хонда помнил, что читал запутанные сочинения о происхождении кармы, сложные труды метафизиков, толкующих передачу по наследству пяти элементов человеческой природы, но не был уверен, насколько это отложилось в памяти.
…Тем временем действие на сцене развивалось, близилось к кульминации — у телеги с бадьей звучал диалог:
Г е р о и н я. И здесь луна…
Х о р. Как хорошо… и здесь…
Г е р о и н я. Но ведь луна одна…
Х о р. А отразилось две… в ночной прилив луну погрузим на телегу — нас от забот прилив избавит…
И опять на сцене были прелестные Мацукадзэ и Мурасамэ, монах поднялся со своего места сбоку на сцене, ясно видны были лица зрителей, и отчетливо раздавались звуки оркестрового барабана.
Ночь, которую Хонда провел в июне без сна в гостинице Нары, поверив в то, что обнаружил доказательства возрождения Киёаки, теперь казалась далекой и нереальной. Рационализм определенно дал тогда трещины, но их сразу засыпало землей, и оттуда пошла в рост густая летняя трава, заслонившая в памяти ту ночь. Сейчас ночь эта, как действие, которое он здесь смотрел, была видением, посетившим его мысли, редким отдыхом для разума. И родинки на том же месте, что и у Киёаки, не обязательно у одного Исао, и встреча под водопадом… — совсем не обязательно это тот самый водопад, о котором в бреду говорил Киёаки. Всего два случайных совпадения — слабое доказательство феномена возрождения.
Хонде, который был специалистом в области поиска доказательств, как того требовало уголовное право, теперь казалось весьма опрометчивым то, что он поверил в возрождение Киёаки только на основе этих совпадений. Хонда осознавал, что в глубине его души, как маленькая лужица в недрах высыхающего колодца, мерцало желание верить в возрождение, но колодец высох. Сейчас можно не задумываться над тем, что же заставило разум усомниться. Лучше оставить все как есть.
Какую бы стройную систему ни строила буддийская доктрина, проблема с самого начала была в другом. Хонда почувствовал, что всё бывшее для него в течение нескольких месяцев мучительной загадкой полностью разрешилось, повеяло прохладой. Душа словно увидела белый свет. Он был всего лишь компетентным зрителем на этом спектакле театра Но, на некоторое время избавившимся от неотложной работы.
Сцена, до которой можно почти коснуться рукой, сверкала как будущая жизнь, до которой никак не дотянуться. Хонду взволновало возникшее видение. Но все, довольно. Сожаления о прошлом, ожив в ту июньскую ночь в Наре, обнажили метания души, и сейчас казалось, что воскресли не воспоминания о Киёаки, а всего лишь сожаления о себе самом.
Хонда решил, что, вернувшись вечером домой, он почитает дневник снов Киёаки, к которому уже давно не обращался.
20
В октябре еще стояли погожие дни.
Исао, когда он возвращался из школы, недалеко от дома привлек звук деревянных колотушек, которыми детей созывал на представление уличный театр в картинках; сделав крюк, Исао вошел в переулок. На перекрестке толпилась ребятня.
Щедрое осеннее солнце падало на занавес сцены, укрепленной на раме велосипеда. Давал представление мужчина, сразу видно — безработный. Он был небрит, одет в поношенный пиджак, под которым виднелась грязная рубашка.
76 
