По телефону он приказал управителю выяснить фамилию адвоката и пригласить того в резиденцию принца в Сибе 29 декабря, когда он собирался быть в столице.
* * *
Хонда временно, до тех пор, пока не подыщет хорошее помещение, снял контору у своего приятеля на пятом этаже в здании Марубиру, повесил там табличку. Приятель, бывший сокурсник, тоже был адвокатом.
Как-то днем Хонду посетил секретарь принца Тонна и передал тайное пожелание принца о личной встрече. Хонда удивился: это был совершенно беспрецедентный случай.
Когда Хонда увидел маленького человечка в черном пиджаке, бесшумно, крадущимся шагом ступающего по коричневому линолеуму пола, у него возникло дурное предчувствие, а когда тот вошел в приемную, это чувство усилилось. Человечек с холодным выражением лица беспокойным взглядом оглядел маленькую приемную, отгороженную от конторы всего лишь стеной из волнистого стекла.
Очки в золотой оправе на лице мертвенно-бледного, как у рыбы, цвета. Этот цвет говорил о жизни, которую обладатель данного лица привык вести: в холоде, темноте, без дневного света, затаившись в бумажных ворохах-водорослях.
Хонда, еще с гордостью судьи, с самого начала, забыв о всякой любезности, заявил:
— Хранить тайну — это наша профессия, по этому поводу можете не беспокоиться. Особенно если это касается поручений персоны, которой я не имею возможности отказать.
Секретарь говорил тихим, почти неслышным голосом, словно чахоточный, и Хонде пришлось передвинуться на край стула.
— Нет, тут дело не в тайне. Его высочество интересуется этим делом, 30 декабря, когда вы будете у него, разговор пойдет о вашем мнении по этому поводу, только и всего. Однако… — И маленький человечек судорожно, словно сдерживая икоту, проговорил:
— Однако те… Это, как вы уже поняли, очень серьезная проблема, поэтому у меня есть просьба, только так, чтобы его высочество об этом ни в коем случае не узнал…
— Я понял. Говорите.
— Это… ведь не личное мнение, поэтому если, предположим, вы в тот день заболеете и не сможете посетить его, просто сообщите об этом…
Хонда ошеломленно смотрел в безучастное лицо чиновника. Пришел с приглашением, но намекает, что от приглашения следует отказаться.
По иронии судьбы через девятнадцать лет после смерти Киёаки, к которой он был косвенно причастен, принц Тонн приглашал к себе Хонду, и Хонда, вначале воспринявший все как запутанное пожелание, теперь, столкнувшись со столь наглым заявлением, наоборот, преисполнился твердым намерением во что бы то ни стало увидеться с принцем.
— Хорошо. Значит, если я в назначенный день не заболею, то бодро прибуду с визитом.
У чиновника впервые на лице появилось какое-то выражение. Печальная растерянность на мгновение повисла на кончике холодного носа, но голос, как ни в чем не бывало, зашуршал снова:
— Само собой разумеется. Итак, 30 декабря в десять утра прошу вас во дворец в Сибе. Сообщите охраннику у главного входа свое имя.
* * *
В школе Гакусюин среди одноклассников Хонды не было принцев крови, поэтому ему не приходилось бывать в резиденциях-дворцах. И не было случаев, чтобы кто-нибудь из принцев настойчиво приглашал Хонду к себе.
Хонда знал, что принц Тоин так или иначе имеет отношение к смерти Киёаки, но тот вряд ли знал, что Хонда и Киёаки дружили. Справедливости ради стоило заметить, что в те времена принц Тоин оказался потерпевшей стороной, поэтому по возможности следовало не заводить разговора о тех давних событиях, а упоминать имя Киёаки само по себе было бы неприличным. Хонда, конечно, все это понимал.
Однако, по позиции секретаря, который заходил на днях, Хонда интуитивно почувствовал, что принц по какой-то неизвестной причине благоволит к участникам нынешнего инцидента. Принц, конечно, даже вообразить бы не мог, что в Исао возродился Киёаки. Хонда решил: что бы там ни думал секретарь, главное — изложить, как того хочет принц, все, что известно, сообщить ему в самой почтительной форме сущность инцидента.
В назначенный день Хонда со спокойной душой вышел из дома: утром все еще шел холодный дождь, зарядивший с позавчерашнего дня, на покрытой гравием дорожке в ботинки попадала бегущая между камешками вода. Уже знакомый секретарь, встретивший его в вестибюле, держался безупречно, но явно холодно. Холод буквально сочился из пор бледной кожи.
Небольшая гостиная выглядела необычно: окно и дверь, выходившая на заливаемый дождем балкон, составляли тупой угол, при этом в стене была типично японская ниша токонома, аромат горевших в ней благовоний пропитал тепло, расходившееся от горячей газовой печки.