Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
111 
Что такое преданность? Военному нет нужды задаваться этим вопросом, ему как бы назначено быть преданным. Такого рода вещи говорил тот пылкий юноша.
Это определенно задело в душе принца какие-то струны. Внешне простоватый, выставляющий напоказ свою смелость, как военный, принц соответствовал этим стандартам естественной преданности, на самом же деле он всячески избегал того, что могло ранить сердце, но попадал именно в такое положение. Он не знал преданности, сжигающей, убивающей тело. Да у него и не было потребности задуматься о ее существовании. В тот вечер, когда его посетил Исао, принц впервые увидел такую горячо пульсирующую, подлинную преданность. Она потрясла его до глубины души.
Конечно, принц был готов отдать свою жизнь за императора, он любил императора, который был на целых четырнадцать лет младше — принцу сейчас исполнился тридцать один год, — нежной любовью старшего брата, но это была спокойная верность, с понятными эмоциями, она была комфортна, как пребывание в глубокой тени дерева, с другой стороны, преданность, выказываемая ему, преданность его подданных состояла в их вежливом отдалении от него, и он привык сомневаться в ней.
Перебирая в памяти поразившие его слова и поступки Исао, принц с радостью почувствовал, что теперь может полностью отдаться эмоциям человека военного. Нынешние события не имели никакого отношения к армии, скорее всего, потому, что юные заговорщики, прикрывая лейтенанта Хори, молчали — это еще больше усиливало расположение принца.
Прочитав в «Истории „Союза возмездия"» строки: «Многие из них не были столь уж утонченными: восхищаясь луной над полями у реки Сиракавы, они думали, что луна этой ночи последняя из лун, которую они видят в этом мире, а любуясь цветущей сакурой — что это последняя в их жизни сакура», принц подумал, с каким восторгом читал это, примеряя на себя, Исао. И горячая, юношеская кровь билась в груди сорокапятилетнего командира полка.
Так принц серьезно задумался над тем, нет ли способа спасти этих ребят.
С юности у него вошло в привычку, когда ему трудно было собраться с мыслями, слушать пластинки с записями европейской классической музыки.
Он приказал ординарцу разжечь в холодной гостиной большой офицерской квартиры огонь и собственноручно поставил выбранную пластинку.
Он хотел послушать что-нибудь, что доставило бы ему удовольствие, и, отослав ординарца, решил в одиночестве насладиться симфонической поэмой Рихарда Штрауса «Тиль Уленшпигель» в исполнении ансамбля Берлинской филармонии под управлением Фуртвенглера.[63]
«Тиль Уленшпигель» — собрание народных, окрашенных сатирой легенд появилось в шестнадцатом веке в Германии. На их основе была написана пьеса Гауптмана и симфоническая поэма Рихарда Штрауса.
За окном по широкому двору гулял декабрьский ветер, его шум сливался с гулом пламени в печи. Принц сидел глубоко в кресле, покрытом холодноватым белым чехлом, не расстегивая воротника кителя, кончики белых носков на скрещенных ногах словно застыли в воздухе. Застегнутые на кнопки военные бриджи стягивают колени, и многие из военных, сняв сапоги, расстегивали кнопки, но принц не обращал внимания на немеющие ноги. Пальцами, легко касаясь, он поглаживал усики, словно трогал перья на хвосте хищной птицы.
Принц давно не ставил эту пластинку. Сейчас он собирался послушать что-нибудь приятное, но как только его слуха коснулась тема Тиля, слабым звуком горна прозвучавшая во вступлении, он сразу почувствовал, что ошибся, что это не та музыка, какая ему сейчас нужна. Потому что это не был веселый, озорной Тиль, а созданный Фуртвенглером одинокий печальный герой, чьи помыслы были как на ладони.
Однако принц продолжал слушать: серебряные пучки нервов обвили гостиную, пророча грядущее безумие Тиля и финальную сцену — смертный приговор герою; принц дослушал до конца, резко поднялся и звонком вызвал ординарца.
Он приказал ему связаться по телефону со своей резиденцией в Токио и вызвать тамошнего управляющего.
Принц решил поступить следующим образом. Первое: во время аудиенции у императора, которая должна была состояться вскоре по случаю Нового года, он доведет до августейшего слуха сведения о необычайной преданности Исао и его товарищей, и те несколько милостивых фраз, которые его величество скажет по этому поводу, передаст председателю Верховного суда, а сейчас, до конца года, — это уже второе — пригласит адвоката, которому поручено дело, и выяснит положение вещей.
111 
