Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
93 
Ленинград
Реквием
1935—1940
- Нет, и не под чуждым небосводом,
- И не под защитой чуждых крыл, —
- Я была тогда с моим народом,
- Там, где мой народ, к несчастью, был.
1961
Вместо предисловия
В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде. Как-то раз кто-то «опознал» меня. Тогда стоящая за мной женщина с голубыми губами, которая, конечно, никогда в жизни не слыхала моего имени, очнулась от свойственного нам всем оцепенения и спросила меня на ухо (там все говорили шепотом):
– А это вы можете описать? И я сказала:
– Могу.
Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было ее лицом.
1 апреля 1957 г.
Ленинград
Посвящение
- Перед этим горем гнутся горы,
- Не течет великая река,
- Но крепки тюремные затворы,
- А за ними «каторжные норы»
- И смертельная тоска.
- Для кого-то веет ветер свежий,
- Для кого-то нежится закат —
- Мы не знаем, мы повсюду те же,
- Слышим лишь ключей постылый скрежет
- Да шаги тяжелые солдат.
- Подымались как к обедне ранней,
- По столице одичалой шли,
- Там встречались, мертвых бездыханней,
- Солнце ниже, и Нева туманней,
- А надежда все поет вдали.
- Приговор… И сразу слезы хлынут,
- Ото всех уже отделена,
- Словно с болью жизнь из сердца вынут,
- Словно грубо навзничь опрокинут,
- Но идет... Шатается... Одна.
- Где теперь невольные подруги
- Двух моих осатанелых лет?
- Что им чудится в сибирской вьюге,
- Что мерещится им в лунном круге?
- Им я шлю прощальный мой привет.
Март 1940 г.
«При чтении «Реквиема» вспоминаются фетовские слова о небольшой книжке, «томов премногих тяжелей». Замечательна эта книжка в двойном смысле: и как литературное произведение, то есть как стихи, и как документ, относящийся к одной из самых темных в истории России эпох. Двойственность впечатления, однако, исчезает, едва почувствуешь, что, будь стихи Ахматовой не так остры, не так убедительны, их идейное и моральное содержание, в общих чертах знакомое, не казалось бы открытием, и, наоборот, если бы стихи говорили о другом, то не вызвали бы отклика, выходящего далеко за пределы эстетического и художественного удовлетворения. О большевизме, о сталинском его периоде, о русской революции вообще написаны сотни исследований. Каждому из нас приходилось подолгу думать обо всем, что произошло в России – или, вернее, что произошло с Россией – в последние полвека. Однако особенность поэтического подхода к событиям и явлениям в том и состоит, что о них как будто впервые узнаешь. Впервые и во всяком случае по-новому, иначе, чем прежде, ужасаешься тому, о чем давно знал. Одно незаменимо-четкое слово, одна интонация, безошибочно точно соответствующая продиктовавшему ее чувству,– и читателя будто кто-то берет за плечи, встряхивает, будит, заставляет с неотвязной настойчивостью спросить себя: как же могло все это случиться? Кто несет за случившееся ответственность?»
Георгий Адамович. «На полях «Реквиема» Анны Ахматовой» («Мосты». 1965. № 11)
Вступление
- Это было, когда улыбался
- Только мертвый, спокойствию рад.
- И ненужным привеском болтался
- Возле тюрем своих Ленинград.
- И когда, обезумев от муки,
- Шли уже осужденных полки,
- И короткую песню разлуки
- Паровозные пели гудки,
- Звезды смерти стояли над нами,
- И безвинная корчилась Русь
- Под кровавыми сапогами
- И под шинами черных марусь.
I. «Уводили тебя на рассвете...»
- Уводили тебя на рассвете,
- За тобой, как на выносе, шла,
- В темной горнице плакали дети,
- У божницы свеча оплыла.
- На губах твоих холод иконки,
- Смертный пот на челе... Не забыть!
- Буду я, как стрелецкие женки,
- Под кремлевскими башнями выть.
[Ноябрь] 1935 г.
Москва
II. «Тихо льется тихий Дон...»
- Тихо льется тихий Дон,
- Желтый месяц входит в дом.
- Входит в шапке набекрень.
- Видит желтый месяц тень.
- Эта женщина больна,
- Эта женщина одна.
- Муж в могиле, сын в тюрьме,
- Помолитесь обо мне.
1938
III. «Нет, это не я, это кто-то другой страдает...»
- Нет, это не я, это кто-то другой страдает.
- Я бы так не могла, а то, что случилось,
- Пусть черные сукна покроют,
- И пусть унесут фонари...
- Ночь.
1939
93 
