- Ты стихи мои требуешь прямо...
- Как-нибудь проживешь и без них.
- Пусть в крови не осталось и грамма,
- Не впитавшего горечи их.
- Мы сжигаем несбыточной жизни
- Золотые и пышные дни,
- И о встрече в небесной отчизне
- Нам ночные не шепчут огни.
- Но от наших великолепий
- Холодочка струится волна,
- Словно мы на таинственном склепе
- Чьи-то, вздрогнув, прочли имена.
- Не придумать разлуки бездонней,
- Лучше б сразу тогда – наповал…
- И, ты знаешь нас разлученней
- В этом мире никто не бывал.
1962
Москва
«Она мифологизировала свою судьбу, но это были ее, ею в самом деле проживаемые, мифы, а не берущиеся напрокат одежды общей эрудиции. Она утверждала, что ее встреча осенью 1945 года с известным английским философом и филологом Исайей Берлином (официально, разумеется, подозреваемом во всех грехах, присущих иностранцу) послужила причиной Постановления ЦК 1946 года, а также «холодной войны» между Востоком и Западом. Одно из центральных стихотворений цикла, обращенного к этому человеку, «Ты стихи мои требуешь прямо», открывается тщательно завуалированной цитатой из Данте («Чистилище», XXX, 46—48). В свою очередь, последняя строка этой дантовской терцины – перевод слов Дидоны из «Энеиды» Вергилия (IV, 23), что возвращает читателя к предшествующему стихотворению ахматовского цикла, «Говорит Дидона». Указание на Данте в стихах Ахматовой – это, как правило, знак темы травли, изгнанничества, одиночества. Однако привлечение мифа Дидона – Эней как бы помещает эту тему в пространство, обладающее дополнительным измерением. Эней, предпочитающий любви – единственно подлинному содержанию жизни – дело, пусть и самое великое, для Ахматовой, еще в 1917 году оставленной уплывшим в Англию другом, был символом не только мужской измены, но и неизбежности ее. «Ромео не было, Эней, конечно, был»,– этот к случаю употреблявшийся в беседах стих Ахматовой она первоначально поставила эпиграфом к «Говорит Дидона». Брошенность, оставленность на гибель связалась у нее с английской темой уже в ранних стихах, и эта связь подтверждалась последовательно на протяжении всего ее творчества, прежде всего через ссылки на «Гамлета», на «Макбета», другие драмы Шекспира. Так что и в этом стихотворении «создан Рим» – это привычное ахматовское указание на Античность, то есть на время, а не на место; а «плывут стада флотилий» – на место, на Англию, «владычицу морей».
Ахматова говорила, что «не встретила в жизни ни одного человека, который не помнил бы день Постановления ЦК 46-го года так же отчетливо, как день объявления войны». В ее видении мира это и был день объявления войны – «холодной войны». В таком представлении о своей роли в происходящем можно усмотреть преувеличение, но никак не романтический вымысел. Ее стихи писала ее судьба, которую она осознавала общей с судьбой Дидоны. Дидона, как и многие другие герои ее стихов, как она сама, была для нее не персонажем древней басни, а реальной фигурой, зарегистрированной документально Вергилием, Данте, ею самой».
Анатолий Найман. «Уроки Ахматовой»
16. «И это станет для людей...»
- И это станет для людей
- Как времена Веспасиана,
- А было это – только рана
- И муки облачко над ней.
18 декабря 1964. Ночь
Рим
Венок мертвым
I. Учитель
Памяти Иннокентия Анненского
- А тот, кого учителем считаю,
- Как тень прошел и тени не оставил,
- Весь яд впитал, всю эту одурь выпил,
- И славы ждал, и славы не дождался,
- Кто был предвестьем, предзнаменованьем
- Всего, что с нами после совершилось,
- Всех пожалел, во всех вдохнул томленье —
- И задохнулся...
1945
<Иннокентий Анненский>
<1>
Меж тем как Бальмонт и Брюсов сами завершили ими же начатое (хотя еще долго смущали провинциальных графоманов), дело Анненского ожило со страшной силой в следующем поколении. И если бы он так рано не умер, мог бы видеть свои ливни, хлещущие на страницах книг Б. Пастернака, свое полузаумное: «Деду Лиду ладили...» у Хлебникова, своего раешника (шарики) у Маяковского и т. д. Я не хочу сказать этим, что все подражали ему. Но он шел одновременно по стольким дорогам! Он нес в себе столько нового, что все новаторы оказывались ему сродни...