Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
37 
Петербург – Царское Село
«Из рассказов Ахматовой
Когда Анна Андреевна жила с Ольгой Судейкиной, хозяйство их вела восьмидесятилетняя бабка; при бабке имелась племянница. А. А. как-то сказала ей: «Знаете, не совсем удобно, что вы каждый раз возвращаетесь в два часа ночи».– «Ну, Анна Андреевна,– сказала племянница бабки,– вы в своем роде, и я в своем роде...»
А бабка все огорчалась, что у хозяек нет денег: «Ольга Афанасьевна нисколько не зарабатывает. Анна Андреевна жужжала раньше, а теперь не жужжит. Распустит волосы и ходит, как олень... И первоученые от нее уходят такие печальные, такие печальные – как я им пальто подаю».
Первоучеными бабка называла начинающих поэтов, а жужжать – означало сочинять стихи.
В самом деле, Ахматова записывала стихи уже до известной степени сложившиеся, а до этого она долго ходила по комнате и бормотала (жужжала)».
Лидия Гинзбург. Запись 1933 г.
«Чугунная ограда...»
- Чугунная ограда,
- Сосновая кровать.
- Как сладко, что не надо
- Мне больше ревновать.
- Постель мне стелют эту
- С рыданьем и мольбой;
- Теперь гуляй по свету
- Где хочешь, Бог с тобой!
- Теперь твой слух не ранит
- Неистовая речь,
- Теперь никто не станет
- Свечу до утра жечь.
- Добились мы покою
- И непорочных дней...
- Ты плачешь – я не стою
- Одной слезы твоей.
27 августа 1921
Царское Село
«О, жизнь без завтрашнего дня!..»
- О, жизнь без завтрашнего дня!
- Ловлю измену в каждом слове,
- И убывающей любови
- Звезда восходит для меня.
- Так незаметно отлетать,
- Почти не узнавать при встрече.
- Но снова ночь. И снова плечи
- В истоме влажной целовать.
- Тебе я милой не была,
- Ты мне постыл. А пытка длилась,
- И как преступница томилась
- Любовь, исполненная зла.
- То словно брат. Молчишь, сердит.
- Но если встретимся глазами —
- Тебе клянусь я небесами,
- В огне расплавится гранит.
29 августа 1921
Царское Село
«Кое-как удалось разлучиться...»
- Кое-как удалось разлучиться
- И постылый огонь потушить.
- Враг мой вечный, пора научиться
- Вам кого-нибудь вправду любить.
- Я-то вольная. Все мне забава, —
- Ночью Муза слетит утешать,
- А наутро притащится слава
- Погремушкой над ухом трещать.
- Обо мне и молиться не стоит
- И, уйдя, оглянуться назад…
- Черный ветер меня успокоит,
- Веселит золотой листопад.
- Как подарок, приму я разлуку
- И забвение, как благодать.
- Но, скажи мне, на крестную муку
- Ты другую посмеешь послать?
29 августа 1921
Царское Село
«Пока не свалюсь под забором...»
- Пока не свалюсь под забором
- И ветер меня не добьет,
- Мечта о спасении скором
- Меня, как проклятие, жжет.
- Упрямая, жду, что случится,
- Как в песне случится со мной, —
- Уверенно в дверь постучится
- И, прежний, веселый, дневной,
- Войдет он и скажет: «Довольно,
- Ты видишь, я тоже простил».
- Не будет ни страшно, ни больно...
- Ни роз, ни архангельских сил.
- Затем и в беспамятстве смуты
- Я сердце мое берегу,
- Что смерти без этой минуты
- Представить себе не могу.
30 августа 1921
Царское Село
Марина Цветаева – Анне Ахматовой
31-го русского августа 1921 г.
Дорогая Анна Андреевна! Все эти дни о Вас ходили мрачные слухи, с каждым часом упорнее и неопровержимей. Пишу Вам об этом, потому что знаю, что до Вас все равно дойдет – хочу, чтобы по крайней мере дошло верно. Скажу Вам, что единственным – с моего ведома – Вашим другом (друг – действие!) – среди поэтов оказался Маяковский, с видом убитого быка бродивший по картонажу «Кафе Поэтов».
Убитый горем – у него, правда, был такой вид. Он же и дал через знакомых телеграмму с запросом о Вас, и ему я обязана второй нестерпимейшей радостью своей жизни (первая – весть о Сереже, о котором я ничего не знала два года. Об остальных (поэтах) не буду рассказывать – не потому, что это бы Вас огорчило: кто они, чтобы это могло Вас огорчить? – просто не хочется тупить пера.
37 
