42 
Петербург
Стихотворение вызвано известием о том, что Артур Лурье решил не возвращаться в Россию из берлинской командировки. (Впоследствии он переехал из Германии во Францию; с 1941 г. поселился в США.) Лидия Чуковская писала:
«У меня в архиве хранится копия письма Лурье к Ахматовой, помеченного 1-м января 1960 года. <…> В письме поминаются пророческие строки Ахматовой о судьбе русских эмигрантов, в частности строка «Полынью пахнет хлеб чужой» (из стихотворения «Не с теми я, кто бросил землю…») и строки из «Поэмы без героя» («А твоей двусмысленной славе, / Двадцать лет лежавшей в канаве...» и др.). Как бы в ответ, Лурье пишет:
«...что я могу тебе сказать о себе? Моя «слава» тоже 20 лет лежит в канаве, т. е. с тех пор как я приехал в эту страну... Здесь никому ничего не нужно и путь для иностранцев закрыт. Все это ты предвидела уже 40 лет тому назад: «Полынью пахнет хлеб чужой»… Все твои фотографии глядят на меня весь день...»» (Чуковская Лидия. Записки об Анне Ахматовой).
«Небывалая осень построила купол высокий...»
- Небывалая осень построила купол высокий,
- Был приказ облакам этот купол собой не темнить.
- И дивилися люди: проходят сентябрьские сроки,
- А куда провалились студеные, влажные дни?
- Изумрудною стала вода замутненных каналов,
- И крапива запахла, как розы, но только сильней.
- Было душно от зорь, нестерпимых, бесовских и алых,
- Их запомнили все мы до конца наших дней.
- Было солнце таким, как вошедший в столицу мятежник,
- И весенняя осень так жадно ласкалась к нему,
- Что казалось – сейчас забелеет прозрачный подснежник...
- Вот когда подошел ты, спокойный, к крыльцу моему.
Сентябрь 1922
«Вот и берег северного моря...»
- Вот и берег северного моря,
- Вот граница наших бед и слав, —
- Не пойму, от счастья или горя
- Плачешь ты, к моим ногам припав.
- Мне не надо больше обреченных:
- Пленников, заложников, рабов,
- Только с милым мне и непреклонным
- Буду я делить и хлеб и кров.
Осень 1922
«Ангел, три года хранивший меня...»
- Ангел, три года хранивший меня,
- Вознесся в лучах и огне,
- Но жду терпеливо сладчайшего дня,
- Когда он вернется ко мне.
- Как щеки запали, бескровны уста,
- Лица не узнать моего;
- Ведь я не прекрасная больше, не та,
- Что песней смутила его.
- Давно на земле ничего не боюсь,
- Прощальные помню слова.
- Я в ноги ему, как войдет, поклонюсь,
- А прежде кивала едва.
1922
Стихотворение посвящено Н. В. Недоброво.
Третий Зачатьевский[47]
- Переулочек, переул...
- Горло петелькой затянул.
- Тянет свежесть с Москва-реки,
- В окнах теплятся огоньки.
- Как по левой руке – пустырь,
- А по правой руке – монастырь,
- А напротив – высокий клен
- Красным заревом обагрен
- А напротив – высокий клен
- Ночью слушает долгий стон.
- Покосился гнилой фонарь —
- С колокольни идет звонарь...
- Мне бы тот найти образок,
- Оттого что мой близок срок,
- Мне бы снова мой черный платок,
- Мне бы невской воды глоток.
1922
«За озером луна остановилась...»
- За озером луна остановилась
- И кажется отворенным окном
- В притихший, ярко освещенный дом,
- Где что-то нехорошее случилось.
- Хозяина ли мертвым привезли,
- Хозяйка ли с любовником сбежала,
- Иль маленькая девочка пропала
- И башмачок у заводи нашли…
- С земли не видно. Страшную беду
- Почувствовав, мы сразу замолчали.
- Заупокойно филины кричали,
- И душный ветер буйствовал в саду.
1922
«Как мог ты, сильный и свободный...»
- Как мог ты, сильный и свободный,
- Забыть у ласковых колен,
- Что грех карают первородный
- Уничтожение и тлен.
- Зачем ты дал ей на забаву
- Всю тайну чудотворных дней, —
- Она твою развеет славу
- Рукою хищною своей.
- Стыдись, и творческой печали
- Не у земной жены моли.
- Таких в монастыри ссылали
- И на кострах высоких жгли.
1922
42 
