Щеки Эмбер все еще пылали, когда Лучано отпустил ее и последовал с Коннелом к выходу. Как только принц покинул бальный зал, шум голосов усилился. Эмбер отошла в сторону и укрылась за колонной. Оставшись одна, она почувствовала себя Золушкой, словно больше не имела права находиться здесь. Она живо представила, как ее кремовое платье вдруг превращается в лохмотья. Оглянувшись вокруг, Эмбер решила скрыться в своей комнате, пока Коннел не вернулся. Никто не хватится ее, а босс даже будет доволен, что может без помех заниматься гостями. Однако она не успела осуществить свой план, потому что Коннел уже стоял в дверях. Вечерний костюм облегал мускулистое тело, верхние пуговицы белой шелковой рубашки были расстегнуты, приоткрывая грудь с темными волосами. Он оглядел зал, ища ее глазами, и, увидев, направился прямо к ней. Сердце Эмбер бешено стучало. Вероятно, он разозлился, что она не сумела скрыть лингвистические навыки. Но ведь принц не возражал и даже похвалил ее. Неужели Коннел не способен понять?
Он стоял перед ней с непроницаемым выражением. Ни говоря ни слова, взял за руку и вывел на танцевальную площадку. Частота пульса зашкаливала, когда он обнял Эмбер за талию.
– Что… ты делаешь? – пролепетала Эмбер потрясенно: она не испытывала ничего похожего, танцуя с Лучано.
– Продолжаю с того места, где остановился принц, – сверкнул глазами Коннел. – Если танцевать с простыми смертными ниже твоего достоинства, после того как ты побывала в объятиях королевской особы.
– Не говори глупости, – рассердилась Эмбер. – Я с удовольствием потанцую с тобой, если обещаешь не наступать мне на ноги.
Его рука плотнее обхватила ее талию.
– Это единственное условие, Эмбер?
Она смотрела на треугольник темных волос на груди, оказавшихся теперь на уровне ее глаз.
– Могу назвать еще несколько.
– Например?
– Удивляюсь, что ты вообще захотел танцевать со мной после того, как не сводил с меня сердитого взгляда весь вечер.
– Неужели было так заметно?
– Представь себе. Может, причина в том… – запнулась Эмбер. – Принц догадался, что я говорю по-итальянски.
– Он сказал, что ты вздрогнула при слове «покушение», как любой на твоем бы месте, – засмеялся Коннел. – Дело не в этом.
– А в чем?
– Ты вызываешь у меня противоречивые чувства.
Эмбер подняла голову и встретила внимательный взгляд темно-синих глаз. Он испытывает к ней чувства? Внезапно ее охватило волнение – она боялась, что Коннел заметит сбивчивый пульс.
– Что ты имеешь в виду?
Он начал небрежно поглаживать большим пальцам ее талию.
– Пробуждаешь вожделение. Как ни стараюсь, не могу выкинуть тебя из головы.
Если бы это сказал кто-то другой, Эмбер была бы шокирована или напугана, но странным образом сейчас не произошло ни того ни другого.
– Твое замечание должно польстить мне?
– Не знаю, – признался он. – Сам не могу решить.
Ситуация становилась опасной для Эмбер, но возбуждение притупляло чувство страха.
– Какие могут быть варианты?
– Не прикидывайся наивной, Эмбер, тебе не к лицу. – Его ладонь скользнула выше, поглаживая спину под тонким шифоном. – Сама знаешь, но могу напомнить. Мы поднимемся наверх и закончим то, что начали раньше. Возможно, это поможет погасить жар в крови, терзающий меня с первой минуты, когда я увидел тебя спящей на белом кожаном диване.
Эмбер проглотила готовое вырваться восклицание: «С тех пор?!»
– Или?
– Я могу выбрать в этом зале партнершу, во всех смыслах более подходящую для постели. – Низкий, бархатный голос Коннела ласкал слух. – Есть и третий вариант, не такой романтичный, но действенный: приму ледяной душ, который избавит меня от мыслей о сексе.
Эмбер ничего не сказала. Из его слов выходило, что она значила для него не больше чем бумажная салфетка, а забыть ее так же легко, как вчерашний сон. Однако он не лгал ей, ведь так? Коннел не пытался завуалировать вожделение красивыми словами и пустыми обещаниями, чтобы дать надежду, а потом разбить ее. Зато он откровенно намекал, что доставит незабываемое удовольствие. Разве ей не хотелось впервые в жизни испытать сексуальное наслаждение? Получить то, что другие женщины воспринимают как само собой разумеющееся?
На память пришли слова принца о том, что благоразумной женщине следует проявлять особую осторожность. Он явно имел в виду Коннела, и, вероятно, у него были на то основания. Однако Эмбер никогда не была благоразумной: ее считали взбалмошной и непредсказуемой. Ей одной известно, что это всего лишь фасад, непреодолимый барьер, за которым она пряталась. Коннел Девлин подобрался к ней слишком близко.