106 
Сначала я думаю, что ошибся адресом. Это маленькое ранчо в конце улицы с почтовым ящиком в форме кошки. На лужайке перед домом стоит ярко-красная пластиковая горка, у парадной двери валяется самодельный деревянный грузовик. На крыльце коврик, на котором написано: «ПРИВЕТ! МЫ — СЕМЬЯ ТЕСКО!»
Мое лицо медленно расплывается в улыбке. Умный черт! Он поднял искусство скрываться на открытом месте на новый уровень. Кому придет в голову, что живущий по соседству папочка, который моет крыльцо с мылом и выпускает своего ребенка покататься перед домом на трехколесном велосипедике, на самом деле белый расист?
Только я заношу руку, чтобы постучать, Рэйн открывает дверь. Он держит пухлого малыша на руках, а из-за его ног, как из-за колонн, выглядывает застенчивая маленькая девочка в платьице с пышной юбочкой и с короной принцессы. Он улыбается и протягивает руку, чтобы меня обнять. Я невольно замечаю блестящий розовый лак у него на ногтях.
— Братан, — говорю я, косясь на его пальцы, — да ты у нас теперь модный парень!
— Это ты еще не видел, как я пью чай. Заходи. Черт, как же я рад тебя видеть!
Я вхожу в прихожую, и маленькая девочка прячется за ноги Рэйна.
— Мира, — говорит он, присев на корточки, — это Терк, папин друг.
Она засовывает большой палец в рот и смотрит на меня, словно оценивает.
— Она с чужими не очень, — поясняет Рэйн. Он поправляет второго ребенка у себя на руках. — А этот верзила — Исаак.
Я прохожу за ним в дом, мимо игрушек, разбросанных по полу, как конфетти, и оказываюсь в гостиной. Рэйн приносит мне холодненького пива, но сам не пьет.
— Мне одному пить?
Он пожимает плечами.
— Сэл не любит, когда я пью при детях. Говорит, это дурной пример. И прочую хрень вроде этого.
— Где Салли? — спрашиваю я.
— На работе. Она занимается радиологией в госпитале. Я вроде как сейчас ищу работу, поэтому пока сижу дома с хоббитами.
— Круто, — говорю я, делая большой глоток из бутылки.
Рэйн ставит Исаака на пол. Тот начинает, шатаясь и спотыкаясь, делать шажки, как крошечного размера пьянчужка. Мира с топотом, похожим на канонаду, бежит по коридору в свою спальню.
— Так как жизнь, чувак? — спрашивает Рэйн. — Все в порядке?
Я упираюсь локтями в колени.
— Лучше не бывает. Я, типа, из-за этого и приехал.
— Неприятности в раю?
Я понимаю, что Рэйн не знает о моем ребенке. Не знает, что мы с Брит потеряли его. Я рассказываю ему всю историю — от появления черномазой медсестры до той секунды, когда Дэвис перестал дышать.
— Я объезжаю все отряды. От вермонтских САЭС до мэрилендских скинхедов. Я хочу устроить день возмездия в память о моем сыне. — Не дождавшись ответа Рэйна, я подаюсь вперед. — Я говорю о вандализме. О старом добром мордобое. О поджогах. Думаю, можно делать что угодно, только чтоб без трупаков. Решать будут отдельные отряды и их руководители, но нужно что-то яркое, чтобы нас заметили. Знаю, это может перечеркнуть нашу работу по внедрению, но не пора ли слегка напомнить о нашей силе? Сила в количестве. Если мы сделаем достаточно большое заявление, нас не смогут арестовать всех. — Я смотрю ему в глаза. — Мы заслуживаем этого. Дэвис заслуживает этого.
В гостиную, пританцовывая, входит Мира и опускает на голову отца корону. Он стаскивает ее и мрачно глядит на дешевый кружок фольги.
— Милая, можешь пойти в свою комнату и нарисовать папе картинку? Вот умница! — Он провожает ее взглядом. — Надо полагать, ты не слышал… — начинает Рэйн.
— О чем?
— Я вышел из игры, чувак. Я больше не в Движении.
Я ошеломленно смотрю на него. Ведь это Рэйн привел меня во «Власть белых». Когда я присоединился к САЭС, мы с ним стали как братья. Это была не просто работа, которую можно взять и бросить. Это было призванием.
Вдруг я вспоминаю цепочку свастик, вытатуированных у Рэйна на руке. Я смотрю на его плечи, бицепсы. Свастики перерисованы в виноградные листья. Не зная, даже не поймешь, что там раньше было.
— Это случилось пару лет назад. Тем летом мы с Сэл пошли на слет, как мы с тобой и остальные ребята ходили, и все было отлично до тех пор, пока она не увидела очередь парней перед палаткой, в которой трахали какую-то скинхедку. Сэл просто взбесилась: «Как это так — водить нашего ребенка в место, где это происходит!» Так я начал ходить на встречи один, а Сэл оставалась дома с ребенком. Потом нас вызвали в детский сад, потому что Мира пыталась закопать какого-то китайчонка в песочнице. Она им сказала: «Я играю в котиков, а котики так делают с какашками». Ну, пришлось мне изображать страшное удивление, но как только мы вышли из садика, я похвалил Миру, сказал ей, какая она хорошая девочка. Потом я как-то зашел с Мирой в гастроном. Ей тогда было, может, года три. Мы стояли в очереди к кассе с полной тележкой. Люди пялились на меня. Ну, из-за моих татух, и все такое. Я-то ничего, привык, но сзади нас стоял какой-то черный хмырь, и тут Мира ангельским голоском возьми да скажи: «Папочка, посмотри на ниггера». — Рэйн смотрит в потолок. — Я этому и значения не придал, но тут женщина, которая перед нами в очереди стояла, поворачивается и говорит: «Как не стыдно!» И кассирша тоже: «Как можно учить такому невинного ребенка!» Тут уж весь магазин начал орать, и Мира заплакала. Я схватил ее на руки, бросил тележку с продуктами и выбежал к машине. С той минуты я начал думать, что, может быть, делаю что-то неправильно. Ну, я считал, что моя обязанность — вырастить из своих детей бойцов для войны рас… но, может быть, я делаю Мире только хуже? Может, я обрекаю ее на жизнь, в которой каждый будет ее ненавидеть?
106 
