Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
52 
И вот я здесь. Точнее там, на Эннисмор-Гарден. Ну и здесь, конечно, тоже.
Все-таки моя разговорчивость ненормальна. Или я просто устал тайну хранить? Тайны утомляют.
Персиваль, соорудив из щепы некое подобие индейской хижины, каковые я видел в Королевской Энциклопедии, теперь старательно обкладывал ее более крупными кусками дерева.
— Знаешь, — сказал он, не поворачиваясь в мою сторону. — Я две вещи не понял. Первая — за каким таким хреном мы этот домишко ломанули…
— Из-за Эмили.
— Эмили, значит. А была Ольга. А теперь Эмили. Понятно.
— Ольга — моя невеста. Бывшая. А Эмили — сестра.
Близнец, отраженный зеркалом судьбы. Мы связаны узами крови и ею же разделены.
Если бы не Эмили, я уехал бы в Америку. В Китай. В Россию или даже Австралию. Да куда угодно, но…
— Но твою сестричку посадили под замок, — Персиваль взял свечу и, послюнявив пальцы, принялся вытягивать фитиль. — Забавно складывается. А теперь вторая вещь, до которой не допер. Вот скажи ты мне, Дориан-как-тебя-там…
— Дарроу.
Персиваль кивнул, подсаживая на хвост фитиля рыжее пламя.
— Скажи, Дориан Дарроу, чем ты так всем не угодил-то?
И меня поразило то, что в вопросе этом не было насмешки. Персиваль смотрел в глаза и ждал. Я могу не отвечать — второй раз он не спросит. И я не могу не ответить, потому что Персиваль имеет право знать, с кем оказался рядом:
— Я — квартерон.
— Глава 21. О квартеронах с точки зрения религии, естественных наук и здравого смысла
Дорри произнес это с таким видом, что Персиваль растерялся, не зная смеяться ему или плакать над чужой дуростью. И ведь по физии видать, что на полном серьезе говорит. Сказал и замолк, глядя виновато. Только губы покусывает, того и гляди насквозь клыком проткнет. Клыки у него острые, даром что вымесок.
А щепа-то сыровата, такая с ходу не займется. Можно, конечно, керосинчику плеснуть, тогда костерок и полыхнет сразу, но и погаснет быстро. Так что лучше по-стариночке. Хрен его знает, сколько еще тут торчать.
— Ты знаешь, кто такие квартероны? — осторожно осведомился Дорри. Видать, совсем уж допекло, если языком чесать неймется.
Ну и пускай себе почешет. Говорит-то он складно, такого и послушать не грех.
Главное, что когда он говорит — тишины не слышно.
— Без понятия, — Персиваль попытался зажечь костер. Затрещало, выплюнуло белесый дымный клуб и погасло.
— Иногда случаются противоестественные связи между людьми и нами…
Еще как случаются. В некоторых веселых домах так и вовсе с завидным постоянством. И не сказать, чтоб совсем уж противоестественные, педики — они похуже будут. Не говоря уже про скотолюбов. Хотя вот сам Перси клыкастенькой бы побрезговал.
Неприятные они.
— Конечно, это нарушение всех законов, и Божьих, и человеческих…
Сказал бы он это Веселому Генри, когда тот за Аннушкой Болейн ухлестывать стал. Ну оно, конечно, Генри — король, и проблемку по-королевски решил, но так не о том же речь.
— …но иногда от связей подобных появляются дети, — Дорри замолчал, обдумывая очередную умную глупость, а когда заговорил, то говорить стал медленно и отчего-то шепотом. Плохо. Где один шепот, там и другой, местечко-то для него подходящее.
Не надо думать. Не надо вспоминать. Авось и обойдется.
— Раньше считалось, что свет и тьма не могут одновременно проявиться в одном теле, и потому верх берет какое-то одно начало. Но недавно мой друг Чарльз прислал крайне любопытную работу… Один монах из Брюнна изучал горох. Очень дотошно изучал. Он хотел понять, как получается, что дитя берет что-то от матери, а что-то от отца. И почему если скрестить желтый горох с зеленым, то будет только зеленый. А если этот зеленый скрестить между собою, то откуда берется желтый? Этот монах говорит о том, что в каждом из нас, в тебе, во мне, во всем живом в этом мире есть некая частица сути этого живого. И когда две частицы смешиваются, они порождают третью. Понимаешь?
Не очень, зато костерок, наконец, ожил. А монахи вечно чего-нибудь понапридумывают. Монахам вообще верить нельзя, врут хуже бабья.
— И вот я думаю, что может случиться так, что у одной из частиц витальность будет выше. И тогда она не разрушит, но подчинит себе вторую, — Дорри вошел во вкус рассуждений. Он сидел, скрестив ноги по-турецки, говорил с жаром и рукой размахивал. Вторую же сунул подмышку. — И вот в нашем случае так и выходит. Появившееся дитя неотличимо от нормального, будь оно человеком или вампиром.
52 
