... 
51 
— Ты говори, говори, — Перси вытер слезящиеся глаза и, перебравшись с ненадежного табурета на пол, поинтересовался: — У тебя тут подушечки нигде нету? А то спину ломит.
Увы. Сам бы не отказался. Ни от подушечки, ни от одеяла, ни от кофею с сэндвичами.
Что до истории, то все переменилось в тот день, когда я встретил ту единственную, ради которой стоит жить. Теперь мне кажется, что встреча эта была предопределена свыше, дабы разрубить гордиев узел наших с Ульриком затруднений. Но в тот миг я думал лишь о том, что не встречал женщины, более красивой.
Один взгляд, и тысяча стрел амура пронзила мое сердце. Одно слово и я потерял голову…
— Попал, короче, — резюмировал Персиваль. — Бабы — они такие. Хвостом вильнут и кранты, крышу напрочь сносит.
Ну, можно и так сказать.
— Знал я одного, у которого любовь в штанах заиграла да так, что остатки его мозгов потом на блюде прислали. На серебряном, — зачем-то уточнил он.
Начинаю радоваться, что в моем случае не все так критично. Да, я был влюблен, но отнюдь не безумен. Я долго думал, прежде чем решиться. Взвешивал возможности. Отговаривал. Убеждал себя… бесполезно. Кто я такой, чтоб победить любовь?
И эта часть истории закончилась там, где и положено: в кабинете Ольгиного отца, который принял мое предложение весьма благосклонно и обещал ответить в скорейшем же времени. Я знал, что не получу отказа. Как знал и то, что совершаю подлость.
— Сейчас запла?чу, — все-таки у Персиваль удивительнейшим образом наловчился сбивать меня с мыслей. — Дай-ка угадаю. Дальше папашка обрадовался, как бабуин, нажравшийся виски, а девица совсем наоборот. Ей-то не с титулом жить, а с тобой. А ты — зануда. Хотя говоришь красиво.
Персиваль извлек из внутреннего кармана уже знакомую мне флягу, ловко обезглавил и, хлебнув, протянул мне.
— На, а то околеешь.
В чем-то он был прав. Точнее во всем прав: во-первых, в подвале с каждой минутой становилось все холоднее. Во-вторых, моя избранница совершенно не обрадовалась перспективе стать княгиней. О нет, она была вежлива, как подобает хорошо воспитанной девице ее происхождения и положения. Но за вежливостью этой было отчуждение и с каждой нашей встречей все более ощутимое.
Со свадьбой мы не торопились. Нет, точнее Ольга делала все возможное, чтобы максимально отодвинуть дату. Уже тогда я прекрасно понимал, что нелюбим, и что вряд ли когда-нибудь Ольга взглянет на меня иначе, чем на досадную помеху, на существо, сломавшее ей жизнь.
И потому я совсем не удивился, когда однажды Ольга не выдержала и, презрев приличия, появилась в моем доме. Она пришла одна, оставив служанку у дверей.
Она говорила и плакала, а я, глядя на слезы любимой женщины, испытывал одно-единственное желание: пустить пулю в лоб.
— То есть она попросила тебя сдохнуть, а ты и рад стараться? — Персиваль поднялся и, подхватив табурет, хряснул им стену. Затем ухватившись за ноги, словно за клешни, потянул, раздирая.
И в этом почудилось мне сходство с тем, как нежные Ольгины ручки разорвали в клочья душу. О да, в тот миг я почти решился покончить со своим никчемным существованием…
— …но в твоей пустой башке завалялась-таки крупица здравого смысла…
— Не перебивай!
— Я не перебиваю. Я это… — Персиваль щелкнул пальцами, выхватывая из воздуха нужное слово. — Комментирую.
Пусть так. Однако здравый смысл был ни при чем. Остановила вещь куда более банальная — в тот вечер я не сумел придумать подходящего способа.
Пуля в голову? Грязно.
Грудью на шпагу? Чересчур театрально.
Веревка? Обыденно.
Перерезанные вены или доза опия? По-женски.
Мне хотелось умереть так, чтобы обо мне вспоминали со светлой грустью и восхищением… я даже стихи написал. С посвящением "Жестокосердной".
— Слушай, — Персиваль, закончив ломать табурет, весьма рьяно принялся за старый комод. Выдрав дверцы, он кинул их на пол, забрался сверху и принялся сосредоточенно месить ногами. Высоко поднимая ноги — брючины ехали вверх, обнажая красные подвязки для носков — он опускал их с раздражением, метя каблуком по расписным фасадам. Фасады хрустели. — Так слушай. Я чего спросить хотел. Лет тебе сколько?
— Двадцать два.
— А… тогда понятно.
Не знаю, что именно понял он, но я понял, что должен исчезнуть. Я написал Ульрику. Был разговор, не самый приятный, но в конечном итоге он согласился с моими доводами. Был план. Подготовка. Исполнение, на мой взгляд, весьма удачное.
51 
