

Драко заметил, что тот назвал его по имени, и сам не зная, чему, обрадовался.
— Скажу, погоди. Дотянись до тумбочки и дай мне одежду, ладно?
— Это еще зачем? — прищурился Гарри.
— Затем, что у меня там есть кое-что в кармане… Так, мне нужна вообще-то только рубашка… Спасибо, — Драко подхватил брошенную ему аккуратно сложенную рубашку, развернул ее и обомлел: рубашка была вся изорвана, что и не удивительно — вся правая сторона представляла собой застывшую корку из лохмотьев ткани и запекшейся крови. А в том месте, где у Драко была рана, на рубашке зияла разрез.
— Сколько кровищи, — пробормотал Гарри, сдерживая легкую тошноту.
— Ага, — кивнул Драко, исследуя взглядом рубашку. — Черт, она была такая дорогая… Из осенней коллекции Донны Каран.
— Малфой, — нетерпеливо поторопил Гарри. — Так что произошло?
— Я вышел, чтобы кое с кем встретиться, — медленно начал Драко. — И вовсе я не бродил по снегу. Я был наверху, на башне.
— На Астрономической башне? — заинтересовался Гарри. — Ты же сам мне говорил, что народ бегает туда только затем, чтобы заняться сексом, — его глаза расширились. — Так ты там этим и занимался?
— У меня есть собственная спальня, Поттер, зачем мне ради этого таскаться на Астрономическую башню?
— Ну, так и кого ты там повстречал?
— Свою кузину, Рисенн.
Гарри недоуменно уставился на Драко.
— Ну, ту темноволосую девицу, что явилась на твой день рождения вместе с Чарли.
— Так вы с ней занимались сексом?… — Гарри бросил взгляд на остатки рубашки Драко. — Слушай, она, наверное, совершенно дикая и неукротимая.
— Поттер, если ты немедленно не заткнешься насчет секса, я оторву тебя голову, и буду пользоваться ей вместо кваффла.
— Ладно-ладно, — притих Гарри, глаза которого зажглись безмолвным весельем. У Драко появилось навязчивое ощущение, что все это поддразнивание было умышленным. — Так расскажи, что же вы делали.
Драко вздохнул и пустился в объяснения: и про Рисенн, и про письма от отца, про карты, ведущие к разным тайным местам, про таинственные шифрованные сообщения и, наконец, про то нападение на них обоих.
— Я понятия не имею, кто она на самом деле, — закончил он, — что там она хочет, кто стрелял в нас и кого он хотел убить — её или меня? Понятия не имею, как я оказался у подножия башни — наверное, свалился. Удивительно, что не убился при этом насмерть.
Гарри не мог отвести от Драко огромных, как чайные блюдца, глаз:
— Так твой отец жив?
Драко кивнул.
— Он жив, а ты ничего мне не сказал?
Драко уставился на свои руки:
— Дамблдор заставил меня дать слово, что я ничего тебе не скажу. Я… Прости. Я хотел, —
он старался не двигаться. Гарри был едва видимой тенью за серебристой завесой его собственных волос. — Кому бы я еще сказал, если бы не тебе.
— Но ты ведь все же не сказал мне.
— Я же поклялся, — Драко помолчал и добавил, — можно подумать, что ты мне все рассказываешь.
— Верно, — со вздохом согласился Гарри. Потом, поколебавшись, поинтересовался:
— Так почему же ты сейчас мне все рассказал? Нарушаешь свое обещание?
— Я мог умереть, — пояснил Драко. — А коли так, ты имеешь право знать, почему и отчего.
Подняв глаза, Драко увидел напряжение на лице не сводящего с него глаз Гарри.
— Я обязан Дамблдору, — добавил Драко. — Но тебе я обязан большим.
Гарри еще сомневался, но уже через миг его лицо расслабилось в улыбке:
— Благодарю.
Драко почувствовал, что достиг цели. Признаться, его здорово раздражала в Гарри эта манера искать нечто значительное в самом малом и несерьезном жесте. Хотя, с другой стороны, это делало его лидером — за ним хотелось идти, его хотелось защищать, вставать между ним и темнотой — какой бы она ни была.
Именно поэтому он и был героем. Разумеется, тогда, когда не был задницей.
— Малфой, — поинтересовался Гарри, — и что там было в этих письмах?
— Что приносила Рисенн? Ничего стоящего. Последнее как раз в кармане моей рубашки — потому-то я её и просил.
Драко вытащил абсолютно не пострадавший пергамент из кармана рубашки и развернул его.
— «Драко, — вслух начал он, — приветик. Все эти долгие годы мы — ты и я — ожидали, когда же придет рассвет твоего истинного дня рождения. Запомни: чтобы кого-то спасти, кем-то придется пожертвовать. Истинная покорность не нуждается в иллюзиях. Скоро ты все узнаешь».

