Глава 32

КАЗНЬ

Меррон не желает выходить замуж!

Ни сейчас, ни потом, ни вообще когда-нибудь!

И не надо ее уговаривать! И смотреть так, что совесть просыпается. Меррон знает, что тетушка хочет для нее счастья, но у тетушки другие о счастье представления! И вообще, куда ее утренняя доброта подевалась?

Надо было бежать…

Или попросить помощи у Малкольма, но… но вместо этого Меррон сидит перед зеркалом, позволяя тетушке втыкать в волосы незабудки.

— Улыбнись, дорогая. Вот увидишь, все будет замечательно.

Конечно, куда уж лучше! Живешь тут, живешь, думаешь о людях хорошо, а они тебя замуж выпихивают, причем в такой спешке, как будто от этого чья-то жизнь зависит. Нет, если бы жизнь, тогда оно хотя бы понятно было.

— Сиди смирно.

В руках Бетти появилась пудреница.

— И не дыши.

Своевременно. Пудра имела приторный запах ванили и обыкновение забиваться в нос, отчего Меррон начинала чихать… А если и вправду сказаться больной? Не поверят.

И в обморок падать поздно.

Поплакать?

Тетушка утешать примется, соли нюхательные совать, которых у нее пять флаконов, а Сержант только посмеется. Такой радости Меррон ему не доставит. Или он рассчитывает, что Меррон его умолять станет? На коленях и руки заламывая… да ни в жизни!

— Вот посмотри, до чего ты хорошенькая! — недрогнувшим голосом соврала Бетти.

Ужас! Просто ужас… перламутровая пудра придала коже сияние, но какое-то неестественное, точно лицо Меррон покрыли слоем лака. Волосы, закрученные спиральками и закрепленные сахарной водой, — хорошо, что в замке пчел нет, вот была бы радость, — окаменели. И на этой каменной клумбе прорастали россыпи незабудок. Платье с оборочками и бантиками сидело идеально по фигуре, то есть подчеркивая все ее недостатки.

— Главное, улыбайся, дорогая.

Сунув в руки веер, Бетти смахнула слезинку. Она ведь и вправду расчувствовалась… и потом сляжет с мигренью. Бетти, в отличие от Меррон, хрупкая и нежная. Переживает из-за всякой ерунды.

Ну свадьба. Подумаешь. Свадьба — еще не конец жизни. И разницы особой, от кого сбегать — еще жениха или уже мужа, — нет. Тетушке же приятно будет, что она свой долг всецело исполнила. Бетти вернется домой и станет рассказывать о том, как все удачно получилась. Соврет, конечно. И соседи, которые прежде злословили, обзавидуются… как бы оно потом ни сложилось, Меррон будет тетушке писать только о хорошем.

Чтобы было чем подкармливать зависть.

Нет, с такими мыслями она сейчас и сама разрыдается. Вот, уже и нос зачесался. Или это от пудры?

— Погоди, дорогая, сейчас… — Тетушка достала свои духи, и Меррон передумала плакать.

Только не это!

Сладкий тягучий аромат имел обыкновение привязываться к волосам и коже прочно, не выветриваясь часами. С другой стороны, сегодня тетушкины «Ночные грезы» нюхать придется не только Меррон. Она очень надеялась, что Сержант подобные запахи ненавидит.

— Вот я и дожила до этого дня… — Тетушка все-таки потянулась за солями, веером и страусовым пером, которое полагалось жечь в качестве верного средства борьбы с наступающей дурнотой. — Ты совсем взрослая. Меррон, умоляю, только не зли его! Он не такой плохой человек и будет о тебе заботиться, если ты позволишь…

От этих разговоров у Меррон руки зудеть начинают. И спина, что характерно. Скорей бы уже этот балаган завершился и Меррон оставили в покое. Заботиться… она сама о себе прекрасно позаботится!

Только никто в это не верит.

Гостиную украсили лилиями, розами и цикламенами, и на фоне этого бело-розового великолепия отрадным черным пятном выделялся костюм жениха. А уж россыпь гематом на его физиономии была и вовсе чудесна. Меррон давненько не видела столь обширных и насыщенных по цветовой гамме. И где только успел? Заплывший левый глаз. И челюсть с характерным желтовато-синим отливом… А на лбу и вовсе ссадина, но затянувшаяся. Как-то слишком быстро затянувшаяся. Такая корочка образуется дня через два, но вчера Сержант выглядел вполне целым.

  172