Бри умолкла, завидев приближающегося Рогана, и напряженно вгляделась в его лицо.
– Наконец-то нам удалось получить известия об Аманде Догерти, – сказал он.
К чаю Грей не вернулся, но Бриана еще не начала волноваться. Целый день у нее не шел из головы рассказ Рогана об Аманде Догерти.
Поначалу, объехав города и деревушки Кэтскилса, частный детектив ничего не обнаружил. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, ведь прошло уже двадцать пять лет. Может, беременная ирландка и появлялась в тех краях четверть века назад, да люди, видевшие ее, давно о ней позабыли. Но Роган, будучи сам человеком основательным, и детектива нанял дотошного и въедливого. Не удовлетворившись полученными результатами – а точнее, их отсутствием, – детектив скрупулезно изучил все записи о рождениях, смертях и браках, сделанные в этой местности за пятилетний период с того дня, как Аманда отправила последнее письмо Тому Конкеннану.
И в маленькой деревушке, высоко в горах, он обнаружил ее следы.
Тридцатитрехлетняя Аманда Догерти вышла замуж за тридцативосьмилетнего Колина Бодайна. Брак был зарегистрирован мировым судьей, и адрес мужа был указан весьма расплывчато: Рочестер, Нью-Йорк. Сыщик уже отправился на поиски Аманды Догерти Бодайн.
Аманда вышла замуж через пять месяцев после того, как написала письмо отцу Брианы. Ее беременность подходила к концу, и скорее всего ее будущий муж знал, что она готовится стать матерью.
Интересно, любил ли он Аманду? Бриана надеялась, что да. По ее представлениям, только сильный и добрый человек мог дать свою фамилию чужому ребенку.
Бриана поймала себя на том, что опять смотрит на часы, гадая, куда мог поехать Грей. Раздосадованная, она вскочила на велосипед и помчалась к Мерфи, чтобы рассказать ему о том, как продвигается строительство оранжереи.
Когда она вернулась, пора было готовить обед. Мерфи пообещал на следующий день наведаться к ней и проверить качество фундамента. Это было, конечно, очень кстати, но на самом деле Бриана поехала к Мерфи в тайной надежде застать там Грея и была очень разочарована, что ее надежда не оправдалась.
С момента его ухода прошло уже двенадцать часов, и Бриана начала волноваться.
Она не находила себе места, у нее пропал аппетит. Зато гости за обе щеки уплетали макрель в соусе из крыжовника. Бриана привычно играла роль заботливой хозяйки, следя за тем, чтобы желающие получили бренди, а маленький Лайам – добавку лимонного пудинга, а то малютка смотрел на него такими жадными глазами!
Затем Бриана поставила в комнату каждого гостя графинчик виски и сменила полотенца в ванных. Перед сном она немного поболтала с гостями и предложила детям настольные игры.
К десяти часам, когда гости погасили свет и дом погрузился в тишину, беспокойство Брианы сменилось оцепенением.
Ладно, когда вернется – тогда вернется, сказала себе Бриана и занялась в своей комнате вязанием. Пес примостился у ее ног.
Грей целый день колесил по округе, но это не улучшило его настроения. Все его раздражало: и он сам, и то, что в доме Брианы даже в глухую полночь для него приветно горел огонек.
Войдя в дом, он сразу же его выключил, словно доказывая себе, что не нуждается в заботе и внимании, и, не заглянув к Бри, пошел к себе, демонстрируя всем на свете свою независимость.
Однако Кон приглушенно гавкнул. Грей обернулся и сердито прошипел:
– Чего тебе?
Кон сел, постукивая хвостом по полу.
– Я не обязан жить по режиму, и мне не нужно, чтобы глупые псы поджидали, когда я вернусь.
Кон спокойно посмотрел на него и поднял лапу, словно предлагая Грею с ним поздороваться. – Черт! – Грей спустился с лестницы, взял собачью лапу и погладил Кона по голове. – Ну что? Так лучше?
Кон встал и поплелся к кухне. А дойдя до двери, сел и оглянулся, явно приглашая Грея зайти.
– Я хочу спать, – заявил Грей. Кон в знак согласия встал и посмотрел на дверь, за которой была его хозяйка.
– Ладно, так уж и быть, сделаю, как ты хочешь, – Грей сунул руки в карманы и пошел вслед за псом к Бриане.
Он прекрасно понимал, что настроение у него – препаршивое. Конечно, из-за книги, но и не только из-за нее. Грей вынужден был признаться себе, что со дня крещения Лайама у него на душе кошки скребли.
Сам обряд показался ему безнадежно устаревшим, помпезным, но удивительно умиротворяющим. Одежды церковнослужителей, музыка, освещение – все это было из какой-то другой, прежней эпохи.