216 
Изо всех сил стараясь приоткрыть глаза, Кэлен так и не смогла поднять отяжелевшие веки. Для этого требовалось значительно больше сил, чем она могла собрать сию минуту. Кроме того, она боялась, что здесь может оказаться свет, а она была уверена, что свет причинял боль, словно длинные иглы, пронзающие ее беззащитные глаза.
Она ощущала себя так, будто оказалась подвешена в чем-то плотном, удерживающем ее в неподвижном состоянии, в то время как скрытая сила мучила и терзала ее пульсирующим давлением. Отчаянно пытаясь высвободиться из этих объятий, она старалась согнуть руки, но те слишком одеревенели. Она пыталась подвигать ногами или хотя бы поднять колено, но ее ноги туго сдавливались коконом плотного мрака.
Звук – вероятно, резкое слово – заставил ее вздрогнуть, подталкивая сознание ближе к грани пробуждения, поднимая ее из оцепенелого помутнения в мир живого. Теперь она была уверена, что слышит голоса. Постепенно проявилась способность различать отдельные слова.
Она мысленно хваталась за эти слова, как за единственную надежду, и использовала их, пытаясь выбраться из темного колодца бессознательного состояния. Она дышала ровно, концентрируя все внимание на словах, стараясь отодвинуть пульсации на задний план, в то время как сама тщательно прислушивалась к каждому слову и пыталась связать их друг с другом в осмысленные цепочки. Она различала голоса женщин и голос мужчины. Очень сердитого и грубого мужчины.
Тем не менее, боль от пробуждения изматывала еще больше, чем подобные сну страдания, которые она испытывала, пока находилась без сознания. Реальность обладала способностью добавлять болезненным ощущениям мучительную весомость, превращая их в физическую боль и жестокие мучения, пробиравшие все ее тело.
Пытаясь отвлечься от терзающей ее боли, Кэлен приоткрыла глаза, чтобы украдкой глянуть на окружающее и осторожно осмотреться. Она находилась внутри какого-то сооружения, выглядевшего как шатер из рыжевато-коричневой парусины, но если это действительно шатер, то он намного больше любого, какой ей доводилось видеть. По одной его стороне свисали богатые ковры, видимо исполнявшие роль дверей.
Она лежала на толстых шкурах, постеленных на каком-то возвышении, а не просто раскинутых на полу. В нагретом, душном воздухе ей было жарко. Во всяком случае, она не была укрыта одеялом. Кэлен решила, что ее положили так, чтобы держать под наблюдением. Напротив того места, где она лежала, стоял стул с резной спинкой, но на нем никто не сидел.
По всему пространству шатра было расставлено несколько ламп, одни стояли прямо на сундуках, тогда как другие висели на цепях. Они мало способствовали тому, чтобы разогнать мрачную атмосферу внутри шатра, но зато запах горящего масла маскировал тяжелый смрад пота, животных и навоза. Кэлен утешилась тем, что свет не причинял боли ее глазам, как она опасалась.
В тусклом свете прошла одна из сестер, словно призрак, пытающийся найти собственную могилу.
Сквозь плотную и тяжелую парусину шатра и укрытый коврами вход снаружи проникал приглушенный общий гул. Звук был такой, словно целый город окружал этот заповедник относительной тишины. Кэлен смутно различала голоса тысяч людей, цоканье копыт, скрип повозок, мычанье мулов и металлический перезвон оружия и доспехов. Издалека доносились отдаваемые приказы, смех, ругань, тогда как речи, слышимые неподалеку, разобрать было невозможно.
Кэлен знала, на что похожа эта армия. Она имела некоторое представление о ней по тем местам, через которые она проходила, и видела тех, кого эта армия терзала, насиловала и убивала. Она не хотела даже выходить наружу, чтобы оказаться среди таких варваров, какими были, по ее мнению, эти солдаты.
Заметив, что Джегань взглянул в ее сторону, она притворилась, что все еще находится без сознания, стараясь ровно дышать и лежать совершенно неподвижно, держа глаза почти закрытыми. Очевидно, решив, что она еще не пришла в себя, он снова обратил внимание к вышагивавшей по шатру сестре Улисии.
– Это не может быть так просто, – настаивала сестра Эрминия, стоявшая неподвижно возле стола. Она надменно вздернула нос.
Кэлен смогла лишь различить край лежащего на столе тома. Растопыренные пальцы сестры Эрминии опирались на кожаную обложку книги.
– Эрминия, – спросил Джегань спокойным, почти приятным голосом, – можешь ли ты хотя бы попытаться представить себе, как забавно бывает мне присутствовать в голове какой-нибудь сестры, обеспокоенной тем, что я отправлю ее по палаткам, передавая с рук на руки моим солдатам?
216 
