221 
– Ты убила двух моих самых верных слуг, – сказал он сквозь зубы. – Ты убила сестру Цецилию. – Его лицо начинало наливаться кровью, по мере того как нарастала ярость. Лоб еще больше нахмурился. И казалось, что из этих мрачных черных глаз вот-вот вырвется молния. – Что дало тебе основание полагать, что ты смогла бы убежать, убив этих двоих?
– Я и не думала, что смогу таким способом убежать, – сказала Кэлен так спокойно, как только сумела. Как она и подозревала, ее спокойствие лишь усилило его ярость.
Он взревел, выпуская гнев, и встряхнул ее настолько яростно, что ей показалось, что мышцы шеи вот-вот порвутся. Очевидно, он относился к тем людям, что при малейшей провокации впадают в неконтролируемую ярость. Еще немного – и он бы ее прикончил.
Кэлен не хотела умирать, но знала, что быстрая смерть наверняка предпочтительнее того, что он обещает для нее в дальнейшем. Однако она практически не могла повлиять на это или остановить.
– А если ты не думала, что сможешь при этом убежать, зачем отважилась на подобное?
– А почему бы и нет? Ведь от этого ничего не изменится, – заметила Кэлен со спокойным безразличием, хотя его руки держали ее так, что сапоги едва касались земли.
– О чем ты говоришь!?
– Ну, ты же сказал мне, что обращение со мной будет ужаснее всего, что я могла когда-либо испытать. Я верю тебе; это единственный путь, приносящий победу таким людям, как ты, – с помощью угроз и насилия. А поскольку ты самовлюбленный дурак, то сделал ошибку, сообщив мне, что я не смогу даже вообразить все те ужасы, которые мне предстоит испытать. В этом твоя главная ошибка.
– Ошибка? О чем ты говоришь? – Он встряхнул ее и приблизил к своему мускулистому телу. – Что за ошибка?
– Ты совершил тактическую ошибку, император, – сказала Кэлен, стараясь произнести его титул так, чтобы он звучал как насмешливое оскорбление. Она хотела привести его в ярость – и увидела, что это ей удалось. Несмотря на то, что он удерживал ее в побелевших от напряжения руках, Кэлен старалась, чтобы голос ее звучал спокойно, даже отчужденно. – Ты сделал для меня абсолютно ясным, что не имеет значения, что именно я делаю, так как мне все равно нечего терять. Ты сделал очевидным, что не можешь быть милостивым в отношении меня. Ты сказал, что собираешься сделать со мной самое худшее. Что и дает мне право вести себя так, поскольку я больше не связана никакой надеждой на милосердие с твоей стороны. Сделав ясным, что у меня нет надежды на какое бы то ни было сострадание, ты дал мне преимущество, которого раньше я не имела.
Тебе следует понять, что, сделав такую ошибку, ты показал мне, что я ничего не теряю, убивая твоих слуг, и поскольку я уже обречена на самое худшее с твоей стороны, то вполне могла позволить себе кинуть нож в сестру Цецилию. Сделав такую тактическую ошибку, ты показал мне, что, в конце концов, не столь уж хитер и сообразителен, ты всего лишь животное, которое можно перехитрить.
Он ослабил свою хватку ровно настолько, чтобы Кэлен коснулась земли носками сапог, получая некоторую опору.
– А ты действительно штучка, – сказал он, и хитрая улыбка медленно сменила ярость. – Я вволю наслажусь тем, что заготовил для тебя.
– Я уже указала тебе на твою ошибку, а теперь ты повторяешь ее. Очевидно, ты, к тому же, недостаточно хорошо усваиваешь уроки, не так ли?
Перед тем как он в ярости притянул ее к себе, лицом к лицу, пока его руки были целиком заняты, удерживая ее, Кэлен воспользовалась тем, что внимание его отвлечено, чтобы осторожно вытащить клинок из ножен, висевших на его поясе. Взяв сначала двумя пальцами, она перехватила его выше и зажала в руке. Джегань был настолько зол, что не заметил этого.
И вместо того чтобы впасть в очередной приступ гнева из-за ее последнего оскорбления, он засмеялся.
Его нож был уже крепко зажат в кулаке Кэлен.
Без лишних церемоний и без предупреждения она ударила его ножом, так сильно, насколько могла.
Кэлен намеревалась всадить лезвие под ребра, поражая жизненно важные органы, может быть, даже сердце, если бы удалось вонзить нож так далеко. Но то, как он держал ее, затрудняло движения настолько, что она промахнулась на долю дюйма и вместо этого попала в нижнее ребро. Острие ножа ударило в кость.
Прежде чем она смогла отвести нож и ударить снова, он схватил ее запястье и дернул за руку, разворачивая ее всю кругом. Ее спина оказалась прижата к его груди. Он вырвал нож из ее руки, прежде чем она получила еще хоть какой-то шанс использовать его как-либо. Рука обхватила ее шею, лишая воздуха и прижимая к его массивному телу. Спиной она чувствовала, как яростно вздымается его грудь.
221 
