73 
Коль попытался представить то, что произошло, как простой пустяк.
— Они ее только так и называют — «Матрац», там, в бараках, — прошептал он. — Не беспокойтесь. Это не имеет ничего общего с любовью.
— Нет, — прошептала она и попыталась улыбнуться. — Нет, я знаю.
Но настроение, возникшее между ними, было разрушено, оно ушло, и она была просто в отчаянии от этого. Казалось, что все запачкано грязью.
Ни он, ни она не могли ничего сказать, казалось, они лишились дара речи, им казалось, что у них что-то украли.
В конце концов, ей удалось выдавить что-то вроде пожелания доброй ночи — беззвучное, потому что голос не повиновался ей. Это было похоже на хриплый шепот. Коль лишь кивнул и повернулся на каблуках.
Но не успела она взяться за дверную ручку, как услышала короткое и угрюмое: «Анна-Мария!».
Она тут же обернулась. Коль вновь приблизился к ней. Секунду стоял неподвижно. Потом схватил ее руки и осторожно поднес их к своему лицу. Медленно поцеловал.
— Только так, — прошептал он. — Я не смею сделать ничего большего, потому что не хочу быть похожим на Сикстена. Иди в дом и ложись спать! Не стой здесь, это опасно!
Он выпустил ее руки и исчез в темноте.
Анна-Мария тихо и медленно вздохнула. Ее вновь наполнило блаженство. Какой же он замечательный! И какой… опасный?
Да, конечно же, Клара права. Он не Сикстен. Нет, в нем горит гораздо более мрачный и опасный огонь!
Она содрогнулась. Но не столько от страха, сколько от предвкушения.
Поскольку гости переехали к Лине, кровать ее была свободна. Она почти торжественно отошла ко сну.
Но заснуть сразу ей не удалось. Она лежала и прислушивалась к голосам у Клары на кухне. Безусловно, дочка Клампена создала немало проблем. Анна-Мария понимала, что было бы лучше, если бы Клара могла распоряжаться всем своим домом. Ведь это же просто безумие, когда столько людей должны ютиться на кухне, а Анна-Мария занимает половину дома. Клампен должен жить в бараках, а его дочь — спать в одной постели с детьми Клары. К тому же малышка начала звать мать, и это положение не улучшало.
Не все сказки имеют счастливый конец.
Но, наконец, Анна-Мария заснула. И спала тяжело, без сновидений, мертвым сном до следующего утра.
После завтрака она собралась к Лине, чтобы навестить своих родственников. Но не успела она даже до скал дойти, как встретила их и Коля.
Они направлялись в дом кузнеца, объяснили они. А Коль, который выглядел по-настоящему отдохнувшим, вообще конкретно никуда не шел, во всяком случае его объяснение было настолько быстрым и неясным, что никто ничего не понял. Но куда бы он ни шел, сейчас он передумал и собирался пойти к кузнецу.
Анна-Мария ощутила радостное ликование. Ведь было же слишком ясно, что он надеялся встретить именно ее.
Разумеется, она повернула назад и пошла с ними. Винга рассказывала о так ничем и не закончившемся визите к Брандтам — во всяком случае, ей удалось вернуть эти пресловутые подарки по случаю помолвки, а Хейке рассказал о детях. У двоих младших появилась температура, но он предвидел это. Температура — спутник чахотки, а двое последних суток малышам пришлось слишком несладко.
И вдруг Хейке остановился — прямо на пустынной площади Иттерхедена.
Он стоял неподвижно.
— В чем дело, Хейке? — спросила Анна-Мария.
— Ты помнишь, что я сказал позавчера? О том, что у вас здесь смерть?
— Ой, но ведь не хочешь же ты сказать, что ребенок умер?
— Нет, это относится не к ним, сейчас я это чувствую. Потому что сильная вибрация по-прежнему исходит из школьного зала.
— Нет, этого не может быть, — сказала Анна-Мария.
— Давайте сходим туда, — сказал Хейке бесцветным голосом.
Коль вопросительно посмотрел на Анну-Марию.
— Ведь я рассказывала тебе, что у него особый дар, — прошептала она. — Он привык общаться с мертвыми.
Этот ответ мало что прояснил Колю. В некотором замешательстве он пошел вместе с ними в школьный зал, где по-прежнему царил беспорядок, и, к тому же, было теперь ужасно холодно.
— Да, — сказал Хейке, его огромная широкоплечая фигура заполнила собой ползала. — Это здесь. В прошлый раз, когда мы были здесь, тут было слишком много народа. И больные дети сбили меня с толку.
— Но ведь эта комната пуста! — запротестовала Анна-Мария, и голос ее эхом отозвался в пустом зале.
73 
