Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
17 
Он улыбнулся. Его глаза, как это обычно бывало, когда он улыбался, потеплели.
— У тебя нет оснований для страха. То же самое касается и меня. Я бы очень не хотел быть брошенным тобой.
— С тобой этого не произойдет, — засмеялась она. — Но, знаешь ли, я так устала, теперь я вижу это.
— Да, конечно, мы можем лечь здесь и немного поспать.
Они осторожно улеглись — каждый на своей половине кровати, на внушительном расстоянии друг от друга. Успокоенный и умиротворенный, Александр быстро погрузился в сон.
Когда процессия, которой надлежало подтвердить, что ночью шло все, как полагается, вошла утром в спальню, оба лежали ближе друг к другу, взявшись во сне за руки. Они знали, что придет процессия. Александр Паладин был княжеского рода, и свадебный обряд требовал, чтобы депутация, состоящая из знатных мужчин и женщин, засвидетельствовала свершение брака. Одно время было даже принято, что знатные мужчины и женщины находились в брачной спальне в течение всей ночи. Теперь же условия несколько смягчились. За это оба «урода», Сесилия и Александр, были очень благодарны судьбе.
Процессия вошла на цыпочках в спальню и стала вокруг огромного брачного ложа. Не было произнесено ни одного слова, чтобы не разбудить явно утомленных за ночь новобрачных.
Знатные дамы и господа только кивали: все выглядело прекрасно. Они даже не обратили внимания на то, что свечи почти полностью сгорели.
4
Несмотря на протесты Александра, Сесилия отправилась с ним в Копенгаген. Никто не поможет ему больше, чем она, утверждала Сесилия.
Хорошо понимая это, он все равно возражал.
— Я не хочу, чтобы ты была вынуждена лгать.
— Ха! — сказала Сесилия. — Ради своих близких я могу лгать до посинения, и совесть моя при этом будет совершенно чиста. В этом смысле я такая же бесстыдная, как и моя родственница Суль. Хотя, говорят, она позволяла себе еще и не то. Она безжалостно убивала всех, кто причинял хоть какой-то вред ее близким.
— Благодарю, — с тревогой произнес Александр, — но надеюсь, так далеко ты не зайдешь!
В конце концов он сдался: Сесилия получила разрешение быть с ним в зале суда.
Это происходило в одном из залов Копенгагенского замка. Собралось множество людей, офицеров и знати, поскольку это было деликатное и нашумевшее дело. Она все больше и больше убеждалась в том, насколько значительным лицом в государстве был Александр Паладин.
Его Величества не было, не было и Кирстен Мунк — но каждый из них послал своих шпионов. Зато собралась вся знать и придворные.
Наконец-то она увидела Ханса. Он и в самом деле был красив, слишком красив, по ее мнению. Одетый как сноб, с подстриженными кудрями, весь в золоте, с немного женственными манерами, как ей показалось. В Александре же не было ничего женственного. Наоборот, он был слишком мужественным.
Другой мужчина был намного старше, смуглый, как южанин, с большой лысиной. Как многие люди среднего возраста, злоупотребляющие пивом, он был полноват. Кожаная безрукавка топорщилась на его животе, словно палатка, ноги же, обтянутые штанами, казались смехотворно тонкими. Его огромный воротник был просто устрашающим: казалось, он вот-вот сломается от собственной тяжести.
«Этот господин уже в летах», — подумала Сесилия.
С этим человеком все было ясно: его застали врасплох, теперь уже ничто не могло его спасти.
Сесилии стало жаль его, тем не менее она не могла не задать Александру вопрос:
— Как мог Ханс променять тебя на него?
— Из-за денег, — спокойно ответил ее новоиспеченный муж. — Он получил кучу подарков.
«Значит, он попросту купил его, — подумала она, — тогда его не так и жаль».
Впрочем, она мыслила непоследовательно: Александр тоже был состоятельным человеком и мог делать подарки.
Дело этого иностранца и Ханса было проработано во всех подробностях. Но на этот раз оно затронуло и Александра Паладина, которого эти мужчины пытались увлечь за собой в пропасть. Александр объяснил Сесилии, что Ханс мотивирует все своей молодостью, утверждая, что его завлек и соблазнил этот пожилой человек. Со стороны юноши это было мошенничеством, но чисто по-человечески его можно было понять.
— Ты хочешь спасти Ханса? — шепнула она ему. На лице Александра появилась болезненная гримаса.
17 
