60 
– Неплохо, неплохо, – бормотала Ева по дороге в отель. – В баре ей изображать честную работягу еще удавалось, но дома…
– Дома ей хотелось отдохнуть, – подсказал Рорк, – побыть самой собой.
– Точно. Принять дозу любимой дряни, отдохнуть в тишине, заткнуть сволочную соседку – ты у себя дома, имеешь право. А если та продолжает высовываться, имеешь право ей отплатить. Особенно если знаешь, как это верней всего сделать: лишить кормильца семьи тачки, чтоб не мог на работу ездить. Всадить ему и всей его семье туда, где побольней, – по кошельку.
– Она, оказывается, женщина с характером, – добавил Рорк. – И довольно злобным. Детей не любит и, я бы сказал, не считает необходимым поддерживать с другими людьми отношения.
– Они ей не нужны. Но она умна, неоплаченных счетов не оставила. Не нужно, чтобы кто-нибудь ее искал, даже если она уже и сменила документы.
– Зато теперь мы знаем, что машины у нее тогда еще не было. Значит, на работу ходила пешком или добиралась на общественном транспорте. Что, кроме Мелинды, к ней никто не ходил, и никто, кроме бывшего босса, ее не искал.
«Рорк ловит все с первого раза, – подумала Ева. – Никогда не приходится ему разжевывать».
– Значит, кто бы ей наркоту ни продавал, ходила за ней она сама. И мужчин не водила, соседи бы обязательно заметили – значит, терпеливо ждала Макквина. По крайней мере дома. Некоторые барыги за наркоту натурой берут – но это бизнес, это бы изменой не считалось. Секс – это бизнес.
– Как мне нравится наш общий бизнес…
– Угу… – Ева откинулась на сиденье. – Вот только ни скрутить никого, ни пригрозить кому не удалось. Какие они все общительные. Говорят, говорят, говорят – особенно этот пацан. Будто и не в Америке живем.
– Будто к французам попала? – подначил Рорк.
Ева рассмеялась.
– Может, им в воду что-нибудь добавляют? Может, не стоит пить из-под крана? А то тоже начнем со всеми болтать, не спрашивая, выкладывать абсолютно незнакомым людям все, что только можно.
– Боюсь, в кофе тоже добавляют воду.
– Но она же там кипяченая, разве нет? Микробы, вызывающие болтливость и дружелюбие, от кипячения должны погибать. Обязаны. Ладно, стемнело уже. Я знаю, что мы хорошо разогнались, но уже стемнело. Мелинда у него там уже почти целые сутки.
Ева вздохнула.
– Стемнело, – пробормотала она. – Макквин любит охотиться в темноте.
10
Темнота. Он любил держать их в темноте, чтобы они не знали, день сейчас или ночь. Чтобы не могли друг друга видеть, чтобы у них не было даже этого кошмарного утешения.
Но иногда он включал свет, слепящий свет в глаза, час за часом. И тогда они видели, даже больше, чем хотелось. Глаза, отчаявшиеся, пустые, как ее собственный желудок. Цепи и наручники словно из старого фильма – только настоящие, совсем настоящие, оттягивающие и вгрызающиеся в запястья и лодыжки.
Но когда он их снимал, становилось еще страшнее. Еще страшнее, когда выводил из этой комнаты, забирал с собой.
Если он придет снова, она будет сопротивляться. Бри сказала: нужно сопротивляться, несмотря ни на что. Бри была права, она знала, что Бри права, но сопротивляться ему было так трудно. Так больно.
Но она все равно будет стараться, если он снова придет за ней, она будет сопротивляться, пытаться его ударить.
Она протянула руку, пытаясь нащупать в темноте сестру, почувствовать ее рядом.
И все вспомнила.
Было темно, но она была одна. И в этот раз она была уже взрослой. Но он снова придет за ней, как это было в мучивших ее ночных кошмарах.
Он вернется.
Мелинда пошевелилась, снова почувствовала вес врезавшихся в ее тело наручников и цепей. Внутри она кричала, как раненый зверь, но не давала звуку вырваться наружу.
Спокойно, спокойно. Крик не поможет. Нужно думать, нужно все спланировать, нужно придумать, как отсюда выбраться.
Бри будет ее искать, и вся полиция Далласа тоже.
Но что, если она уже не в Далласе? Он мог увезти ее куда угодно.
К горлу подкатила истерика, она хотела выплюнуть ее истошным криком.
Думай.
Сарайо.
Она позвонила, голос отчаянный, ей срочно нужна помощь. Что она тогда сказала? Надо вспомнить все до малейших деталей, пробиться сквозь дурман от того, что они ей вкололи, и вспомнить.
Она сказала, что видела того, кто ее изнасиловал. Просила ей помочь. Говорила, что ей страшно, что не может пойти в полицию, снова пройти через все это.
60 
