– Рорк, я так прикрыта, считай, я ношу непробиваемый скафандр.
– Знаю. – Он вновь повернулся к ней. – И все равно это нелегко. Ты же понимаешь, дорогая, ты женщина худенькая, и все равно выбросить тебя в такое тесное окошко – сложная задача для любого.
Ева улыбнулась и, прекрасно понимая, что ему это необходимо, прижалась к нему, когда он подошел к ней и провел рукой по ее волосам.
– Но поскольку ты моя худенькая женщина, я, пожалуй, буду держаться к тебе поближе в ближайшее время. Мне надо кое-чем заняться, но я найду себе место.
– Мне надо написать пару отчетов, внести последние изменения на доску и в журнал. А ты можешь воспользоваться зоной для посетителей.
Рорк взглянул на жалкое кресло для посетителей.
– Ты всерьез называешь это зоной?
– Нет.
– Я найду себе место.
Лайла по-прежнему сидела, уткнувшись носом в бумаги, когда в отдел вернулись Рене и Бикс. Лицо у Рене было грозовое. Она увела Бикса к себе в кабинет и заперлась там.
«Почти конец смены, – размышляла Лайла. – Скоро домой. Может, стоит попросить личное время и уйти пораньше? Но лейтенант таких просьб не любит, а уж в таком настроении, как сейчас, это может стать проблемой. Лучше просто дождаться конца смены».
Она промолчала, когда вернулись с задания Мэнфорд и Тьюлис. Тьюлис свалил гору файлов ей на стол. Лайла знала, чего от нее ждут: она должна отметить время, оформить отчет и запротоколировать его. Лейтенант считала своих людей, ездящих на вызов, слишком ценными, чтобы загружать их бумажной работой.
Лайла начала оформление, твердя себе, что это поможет ей скоротать время, отвлечься, не следить за часами. Она израсходовала уже все время, но тут из кабинета вышла Рене и двинулась прямиком к столу Лайлы.
Сердце Лайлы болезненно трепыхнулось, но она спокойно подняла взгляд:
– Да, мэм?
– Работаешь с Биксом, – отрывисто бросила Рене.
– С Биксом, лейтенант?
– Как я сказала. Не забывай, мы лишились сотрудника, один из наших погиб. У вас проблемы с работой на выезде, детектив? У меня создалось впечатление, что ты жаждешь оторваться от стола.
– Да, мэм! – Лайла подпустила энтузиазма в голос. – Спасибо, лейтенант.
– Бикс введет тебя в курс по дороге. Я выпишу разрешение на сверхурочные, если понадобится.
Бикс стоял, глядя на Лайлу жутковатым бесстрастным взглядом.
– Поехали.
«Вранье все это, вранье, – думала Лайла, приноравливаясь к его размашистому шагу. – Она знает. Оставила какую-то метку, или кто-то из других сказал ей, что видел, как я входила или выходила, и предупредил. Или… Сейчас уже неважно. Они все про меня знают. Мне конец».
– Куда мы едем?
– Одиночная мастерская на авеню Д. Возьмем «повара», надавим на него, посмотрим, как дело пойдет.
«Вранье, вранье», – вновь подумала Лайла.
– Ты с Гарнетом над этим работал? – спросила она. – Слушай, мне очень жаль, что так получилось с Гарнетом. Я знаю, вы с ним были не разлей вода.
– Он знал, чем рискует.
Бикс вошел в забитый копами лифт, и Лайле пришлось сделать то же самое. На людях было не так страшно.
«Будь я проклята, если дам отвести себя на бойню, как овцу».
Все ее инстинкты говорили Лайле, что она обречена на заклание.
Она перебрала в уме каждую минуту, проведенную в кабинете Рене, каждое свое движение. Она все оставила на своих местах, ничего не стронула. А если бы что-то и стронула, Рене же не может знать, кто именно…
А может, у нее и правда их «загон» на мониторе? И не только когда она в кабинете? А если у нее «загон» на мониторе, то, может быть, и кабинет тоже? Может, она все видела?
Дура! Дура! Дура!
– Ты раньше имел дело с этим «поваром»?
Лайла спрашивала, а сама оттягивала воротник блузки, как будто ей было душно. Она почти не притворялась.
– Да. Я с ним справлюсь. Ты мне нужна только так, для балласта. – Бикс повернулся к ней, когда она начала задыхаться. – Что с тобой такое?
– Извини. Клаустрофобия. Я… – Лайла выскочила из лифта, расталкивая копов, когда двери открылись. Она бы побежала, но Бикс с завидным проворством выскочил за ней следом, поэтому она села на корточки и опустила голову между колен. – Дышать не могу.
– И как тебя только в полицию взяли?
Лайла решила не обращать внимания. Пусть презирает. Так даже лучше: пусть думает, что она слабая и никчемная.