99 
— Я лишь желаю, чтобы Господин Деймон и Лорд Сейдж позволили мне сшить одежду и для них, — печально сказала Леди Ульма Елене.
— О, но Сейдж не собирается идти вместе с нами. И, я уверена, что Деймон будет не против, если ты сошьешь ему черную кожаную куртку, черную рубашку, черные джинсы и черные ботинки, такие же, в каких он ходит каждый день. Тогда он был бы счастлив, надеть твою одежду.
Леди Ульма рассмеялась.
— Понимаю. Ну, сегодня ночью он увидит достаточно изумительных нарядов, что может изменить его мнение на этот счет. А сейчас давайте зашторим все окна. Примерка должна состояться в помещении при газовом освещении, только тогда мы увидим истинные цвета платьев.
— А я все удивлялась, почему в приглашении было сказано «платья для помещения», — сказала Бонни. — Я подумала, что это из-за дождя.
— то из-за солнца, — ответила Леди Ульма. — Этот ненавистный малиновый свет меняет все цвета: голубой становиться фиолетовым, а желтый — коричневым. Понимаете, никто не будет носить аквамариновый или зеленый на улице — даже ты, с твоими земляничными волосами, к которым эти цвета очень идут.
— Я понимаю. Я могу понять, как это вечновисящее на небе солнце может достать тебя.
— Я сомневаюсь, что ты можешь, — прошептала Леди Ульма, и поспешно продолжила: — пока мы ждем, могу я показать вам то, что я разработала для вашей высокой подруги, которая сомневается во мне?
— О да, пожалуйста! — Бонни протягивала ей альбом.
Леди Ульма взяла его, пролистала и остановилась на странице, которая, казалось, удовлетворила ее. Она взяла ручки и цветные карандаши с видом ребенка добравшегося до любимой игрушки.
— Вот оно, — сказала она, дорисовывая карандашом линии то тут то там, но, держа книгу так, чтобы девочки могли все видеть.
— О, Боже! — прокричала Бонни в шоке, и даже Елена почувствовала, что ее глаза расширяются от удивления.
Девушкой на эскизе определенно была Мередит, с волосами, наполовину забранными наверх, но какое платье было на ней, какое платье! Черное, как эбеновое дерево, без бретелек, оно плотно прилегало к длинной стройной фигуре прекрасно изображенной на эскизе, оно подчеркивало все изгибы и а вырез, который, по мнению Елены, назывался «милое сердечко», увеличивал грудь, которая походила на сердечко-валентинку.
Оно облегало фигуру до колен, где начинало сильно расширяться.
— Платье «Русалки», — объяснила Леди Ульма, удовлетворенная своим эскизом. — А вот и оно, — добавила она, и несколько швей вошли в комнату, неся чудесное платье.
Теперь, девушка смогли увидеть материал, которым оказался шикарный черный бархат, усеянный маленькими, металлическими золотистыми блестками. Елена подумала, что это выглядело как ночное небо с тысячами звезд.
— И с этим ты будешь носить этот большой черный оникс и золотые серьги. Этот оникс и золотые гребешки, для поддержания прически, и еще браслеты и кольца, которые Люсьен сделал специально для этого, — продолжила Леди Ульма.
Елена осознала, что, должно быть несколько минут назад, в комнату вошел Люсьен.
Она улыбнулась ему, и затем ее взгляд упал на трехъярусный поднос, который он держал.
На верхнем ярусе, в оправе из слоновой кости лежало два оникса, еще там был бриллиантовый браслет и кольцо с алмазом, от вида всего этого она чуть не упала в обморок.
Мередит осматривала комнату, как будто она присутствовала на чьем-то личном разговоре, и не знала куда деться. Тогда она перевела взгляд от платья на драгоценности и снова на Леди Ульму. Мередит была не из тех, кто легко терял самообладание. Но она просто подошла к Леди Ульме и крепко обняла ее, затем пошла к Люсьену и осторожно положила свою руку на его плечо. Было ясно, что она не могла говорить.
Бонни глазами знатока изучала эскиз:
— Эти парные браслеты были изготовлены специально для этого платья, не так ли? — спросила она с заговорщицким видом.
К удивлению Елены Леди Ульма была смущена. Она медленно произнесла:
— Правда в том… в том, что мисс Мередит… раб. Все рабы обязаны носить своего рода символические наручники, когда находятся вне своего поместья.
Она отвела глаза и уставилась в полированные деревянные половицы. Ее щеки порозовели.
— Леди Ульма, пожалуйста, не думайте что это важно для нас.
Глаза Леди Ульмы сверкнули, когда она подняла голову:
— Не важно?
99 
