очень нудно 
63 
Поехали мы с ним в зону. Известна статистика: вокруг Чернобыля – восемьсот могильников. Он ждал каких-то фантастических инженерных сооружений, а это – обычные ямы. Лежит в них «рыжий лес», вырубленный вокруг реактора на сто пятидесяти гектарах (в первые два дня после аварии сосны и ёлки стали красными, а затем рыжими). Лежат тысячи тонн металла и стали, мелкие трубы, спецодежда, бетонные конструкции… Он показал мне снимок из английского журнала. Панорамный. Сверху… Тысячи единиц автотракторной и авиационной техники… Пожарные машины и машины «Скорой помощи»… Самый крупный могильник возле реактора. Он хотел его снять – уже сейчас – спустя десять лет. Ему обещали за этот снимок большие деньги. И вот мы кружим с ним, кружим, и один начальник нас отсылает к другому – то карты нет, то разрешения. Мотались, пока до меня не дошло: нет этого могильника, он уже не существует в реальности, а только в отчётах, давно растащили по рынкам, на запчасти по колхозам и своим дворам. Разворовали, вывезли. Англичанин это понять не мог. Не поверил! Когда я сказал ему всю правду, он не поверил! И я теперь, читая даже самую смелую статью, не верю, всегда в подсознании крутится мысль: «А вдруг это тоже ложь? Или какие-то побасёнки». Помянуть трагедию стало общим местом… Расхожим штампом! Страшилкой! (Заканчивает с отчаянием и надолго замолкает)
Тащу все в музей… Стаскиваю… Но, бывает, думаю: «Бросить! Убежать!» Ну, как выдержать?!
Был у меня разговор с молодым священником…
Мы стояли у свежей могилы старшины Саши Гончарова… Из тех, кто был на крыше реактора… Снег. Ветер. Погода лютая. Священник служит панихиду. Читает молитву. С непокрытой головой. «Вы будто и не ощущали холода?» – спросил я после. «Нет, – ответил он, – в такие минуты я всесилен. Ни один церковный обряд не даёт мне такую энергию, как панихида». Я это запомнил – слова человека, который всегда возле смерти. Не раз спрашивал у иностранных журналистов, которые приезжают к нам, многие уже по нескольку раз, почему они едут, просятся в зону? Глупо было бы думать, что из-за одних только денег или карьеры. «Нам нравится у вас, – признавались, – получаем здесь мощный энергетический заряд». Представляете…Неожиданный ответ, правда? Для них, наверное, наш человек, его чувства, его мир, – что-то ещё неизведанное. Загадочная русская душа… Сами мы тоже любим выпить и спорить об этом на кухне…Один из моих друзей однажды сказал: «Вот станем сытыми. Разучимся страдать. Кому мы будем интересны?» Я не могу забыть эти слова… Но я не уяснил, что другим в нас нравится: мы – сами? Или то, что о нас можно написать? Через нас – понять?
Что же мы все вертимся вокруг смерти?
Чернобыль… У нас другого мира уже не будет… Сначала, когда вырвали почву из-под ног, выплёскивали эту боль откровенно, а сейчас пришло сознание, что другого мира нет и податься некуда. Чувство трагической оседлости на этой чернобыльской земле, совсем иное мироощущение. С войны возвращается «потерянное» поколение… Вспомним Ремарка? А с Чернобылем живёт «растерянное» поколение… Мы растерялись… Неизменным осталось только человеческое страдание… Наш единственный капитал. Неразменный!
…Я прихожу домой… После всего… Жена слушает меня… А потом тихо говорит: «Я люблю тебя, но сына тебе не отдам. Никому его не отдам. Ни Чернобылю, ни Чечне… Никому!» В ней уже поселился этот страх…"
Сергей Васильевич Соболев, заместитель
председателя правления Республиканской
ассоциации «Щит Чернобылю»
Народный хор
Клавдия Григорьевна Барсук, жена ликвидатора, Тамара Васильевна Белоокая, врач, Екатерина Федоровна Боброва, переселенка из города Припяти, Андрей Буртыс, журналист, Иван Наумович Вергейчик, педиатр, Елена Ильинична Воронько, жительница городского посёлка Брагин, Светлана Говор, жена ликвидатора, Наталья Максимовна Гончаренко, переселенка, Тамара Ильинична Дубиковская, жительница городского посёлка Наровля, Альберт Николаевич Зарицкий, врач, Александра Ивановна Кравцова, врач, Элеонора Ивановна Ладутенко, радиолог, Ирина Юрьевна Лукашевич, акушерка, Антонина Максимовна Ларивончик, переселенка, Анатолий Иванович Полищук, гидрометеоролог, Мария Яковлевна Савельева, мать, Нина Ханцевич, жена ликвидатора.
"Давно не вижу счастливых беременных женщин… Счастливых мам…
Вот она только родила. Пришла в себя… Зовёт: «Доктор, покажите мне! Принесите!» Трогает головку, лобик, тельце. Пальчики считает… На ногах, на ручках… Проверяет. Хочет удостовериться: «Доктор, у меня нормальный ребёнок родился? Все хорошо?» Принесут его кормить. Боится: «Я недалеко от Чернобыля живу… Я под „чёрный дождь“ попала…»
63 
