очень нудно 
60 
Я иду на могилки, то два яйца несу: красное и чёрное. Одно в жалобной краске. Сяду возле мужа, там на памятнике его фотография, не молодая и не старая, хорошая фотография: «Пришла, Андрей. Давай поговорим». Новости все передам. И кто-то меня позовёт… Вот откуда-то голос пролетит: «Эх, барыня-сударыня…» Навестила Андрея, иду к дочушке… Дочушка умерла в сорок лет, этот рак к ней залез, куда мы её ни возили, ничего не помогло. Молодая легла в земельку… Красивая… На том свете тоже всякие требуются: и старые, и молодые. И красивые, и некрасивые. Даже маленькие. А кто этих туда зовёт? Ну, что они там могут про этот свет рассказать? Я не понимаю… Я не понимаю, но и умные люди не понимают. Профессора в городе. Может батюшка в церкви знает. Встречу – спрошу. Во-о-о… С дочушкой я разговариваю так: «Донечка моя! Красочка моя! С какими пташечками прилетишь из дальнего края? Или с соловьями, или с кукушками. С какой стороны тебя ждать…» Так пою ей и жду. Вдруг появится… Даст мне знак… Но на могилках оставаться до ночи нельзя, в пять часов… После обеда… Надо уходить. Солнце должно ещё высоко стоять, а как начнёт катиться вниз… Вниз… Прощайся… Они одни там хотят побыть… Вот, как мы. Одинаково… У мёртвых своя жизнь, как и у нас. Я не знаю, но догадываюсь. Думаю так. А то… Ещё тебе добавлю… Когда умирает человек и долго мучится, а в хате много людей, то всем надо выйти во двор, чтобы он один остался. Даже маме с татой надо выйти и детям.
С рассвета хожу сегодня по двору, по огороду и вспоминаю свою жизнь. Сыны у меня тут хорошие выросли, как дубы. Счастье было, но мало, всю жизнь работала. Сколько мои руки одной бульбочки перебрали? Перенесли. Пахала, сеяла… (Повторяет). Пахала, сеяла… И сейчас… Решето с семенами вынесу. Остались у меня семена – бобы, подсолнухи, бурачки… Побросаю их так, на голую земельку. Пусть живут. И кветочки по двору развею…Цветы – это по-нашему кветочки… А знаешь ли ты, как пахнут космеи осенней ночью? Особенно перед дождём они сильно пахнут. И душистый горошек… Но наступило такое время, что трогать семя напрасно, кинешь в землю, оно вырастет, силы наберёт, но не для человека. Такое время… Бог дал нам знак… А в тот день, когда Чернобыль этот проклятый случился, мне снились пчелы, много-много пчёл. Летят и летят куда-то. Рой за роем. А пчелы это на пожар. Земля загорится… Бог дал знак, что гостюет человек на земле, он не дома тут, а в гостях. В гостях мы тут… (Заплакала).
– Мама, – позвал кто-то из сыновей. – Мама! Машина приехала…
Монолог о тоске по роли и сюжету
"Написали уже десятки книг… Сняли фильмы. Откомментировали. А событие все равно выше нас, любого комментария…
Однажды я услышал или прочёл, что проблема Чернобыля стоит перед нами прежде всего, как проблема самопознания. С этим согласился, это совпало с моими чувствами. Я все время жду, что кто-то умный мне все объяснит… Разложит…Как объясняют, просвещают меня насчёт Сталина, Ленина, большевизма. Или без конца долдонят: «Рынок! Рынок! Свободный рынок!» А мы… Люди, воспитанные в мире без Чернобыля, живём с Чернобылем.
Собственно, я – профессиональный ракетчик, специалист по ракетному топливу. Служил в Байконуре. Программы: «Космос», «Интеркосмос» – это большой кусок моей жизни. Чудесное время! Даёшь небо! Даёшь Арктику! Даёшь целину! Даёшь космос! Вместе с Гагариным весь советский мир полетел в космос, оторвался от земли… Все мы! Я до сих пор влюблён в него! Прекрасный русский человек! С прекрасной улыбкой! Даже смерть его как-то отрежиссирована. Мечты о парении, полёте, свободе…Желание куда-то вырваться…Это было чудесное время! По семейным обстоятельствам я перевёлся в Беларусь, тут дослуживал. Когда я приехал… Погрузился в это чернобыльское пространство, оно откорректировало мои чувства. Невозможно что-нибудь подобное было бы вообразить, хотя я всегда имел дело с самой современной техникой, с космической техникой… Трудно пока произнести… Не поддаётся воображению… Нечто… (Задумывается.) А секунду назад казалось, что поймал смысл… Секунду назад… Тянет философствовать. С кем не заговори о Чернобыле, всех тянет философствовать.
Но лучше я расскажу вам о своей работе. Чем мы только ни занимаемся! Строим церковь… Чернобыльскую церковь, в честь Иконы Божией Матери «Взыскание погибших». Собираем пожертвования, навещаем больных и умирающих. Пишем летопись. Создаём музей. Одно время думал, что я не смогу, не с моим сердцем работать на таком месте. Дали первое поручение: «Вот деньги и раздели их на тридцать пять семей. На тридцать пять вдов, у кого мужья умерли». Все они были ликвидаторы. Надо справедливо. А как? У одной вдовы – маленькая девочка, больная, у другой вдовы – двое детей, третья женщина сама больная, а та снимает квартиру, а ещё у одной – четверо детей. Ночью я просыпался с мыслью: «Как мне никого не обделить?» Думал и считал, считал и думал. Представляете… И не смог… Мы раздали деньги всем поровну, по списку. Но моё детище – музей. Музей Чернобыля (Молчит) А иногда мне кажется, что здесь будет не музей, а похоронное бюро. Я служу в похоронной команде! Сегодня утром не успел пальто снять, открывается дверь, женщина с порога рыдает, не рыдает, а кричит: «Заберите его медаль и все грамоты! Заберите все льготы! Отдайте мужа!» Долго кричала. Оставила его медаль, оставила грамоты. Ну, будут они лежать в музее, под стеклом… Будут на них смотреть… Но крика, её крика никто, кроме меня, не слышал, только я, когда буду раскладывать эти грамоты, буду помнить.
60 
