46 
Вера подпрыгнула на диване так, что пружины жалостливо задребезжали.
– По дочке? Красивый ход! Безотказный! И что ты ему ответила? Надеюсь, послала ко всем чертям?
Даша, отвернувшись к окну и подумав, что легкие летние шторы пора менять на зимние, плотные, равнодушно заметила:
– А что я могла ответить? Он ведь Машкин отец, и никуда от этого не денешься. Дала адрес, завтра приедет.
Вера приподнялась на локте, озабоченно поерзала, но, преодолев недостойный порыв подняться, легла обратно. Закинула руки за голову и блаженно вытянулась во весь рост.
– Какой славный диванчик! Я дома ни в один не вхожу, а тут – пожалуйста! Во всю длину! – и вернулась к прерванной теме. – А муженек твой бывший, естественно, не на дочку смотреть приедет, а у тебя прощения просить. Ты его теперь и не узнаешь: похудел, под глазами тени. Несчастный весь и полон раскаяния. Не пожалей, смотри. А то ты больно жалостливая.
Даша удивленно посмотрела на подружку.
– Неужели я такой кажусь? Не настолько уж я глупа, чтобы поверить и простить. Да и не нужен он мне вовсе. Я теперь об одном жалею, что раньше не развелась. Лучшие годы, как в аду! И не понимала этого. Это, наверно, как всю жизнь в глухомани жить – пока на опушку не выйдешь, не знаешь, что солнышко на свете есть!
Они проболтали весь день, вспоминая то одно, то другое. Речь ненароком зашла об Алексее. Даша осторожно спросила, боясь пересудов:
– И как он?
Вера откровенно сказала, гордясь своей интуицией:
– Ну, больше он по тебе не сохнет, можешь не переживать!
Даша смутилась.
– А ты откуда знаешь?
Подружка возмущенно шлепнула себя по бедрам.
– Да что я, слепая, что ли? Это же очевидно. Он так на тебя смотрел, когда считал, что его никто не видит! Такими томными печальными глазами, как тельная корова! Если бы он на меня так смотрел, в накладе бы не остался! Хотя для меня он мелковат, да и возраст не тот. Хотя в наше время пару-тройку лет во внимание уже никто не принимает. Но он после твоего отъезда на Танюшку перекинулся. Вроде пожениться хотят. Но, если ты вздумаешь его вернуть, только свисни – сразу прибежит! – и коварно добавила, подмигнув Даше: – Не хочешь попробовать?
Та вознегодовала.
– Ну, ты и провокаторша! Да зачем мне нужен этот мальчишка! Я очень рада, что он вовремя утешился! – и быстро нашла более интересное для подружки занятие: – Пошли лучше чай пить, сколько времени уже болтаем, я проголодалась!
Даша налила себе чаю в чашку, гостье в большой бокал и небрежно, как бы случайно, спросила:
– А как у тебя дела с Сергеем Алексеевичем, с новым врачом? Жаль, я его мало знаю.
Вера хихикнула, чуть не опрокинув на себя чашку с кипятком.
– Что, птичка на хвосте принесла? А Марьей Ивановной эта сладкоголосая птичка не называлась? А насчет Сергея, то не много потеряла. С ним можно и вовсе не знакомиться. Не тот калибр.
Помешав ложечкой в чашке, старательно разгоняя чаинки и сахар, хозяйка смущенно созналась:
– Да, мне недавно звонила Марья Ивановна. Жаловалась на тебя.
Вера, не любившая горячее, налила чай в блюдце и смачно, с присвистом, втянула в себя сладкую жидкость.
– А конкретно?
Подруга лукаво наклонила голову.
– А что, много моментов, на которые можно нажаловаться?
Вера неопределенно мотнула головой, не желая раскрывать свои секреты.
– Это смотря с какой стороны смотреть. Если с моей, – то я почти идеал. Не круглый лишь потому, что это скучно. А так есть возможности для совершенствования. А Марья Ивановна считает, что я неисправимая хулиганка и бессовестная охальница.
Потянулась и выхватила из-под носа хозяйки остатки яблочного пирога.
Даша закашлялась, услышав такое чудное определение. Вера похлопала ее по спине, мимоходом заметив, что не надо так торопиться глотать непережеванную пищу, даже если и есть риск остаться без еды. Жизнь-то ведь дороже, чем какой-то несчастный кусок пирога!
Даша вкрадчиво произнесла, вытирая глаза тонким батистовым платочком.
– Вера, а для чего ты выставила бедного Сергея Алексеевича на посмешище, когда он пригласил тебя на танец?
Вера скорбно сложила руки на груди и скорчила непонимающую физиономию. Собеседница терпеливо пояснила:
– Зачем ты обняла его и повела, как будто ты – кавалер, а он – твоя дама? Марья Ивановна говорила, что он был красный, как морковка! Потом ты его еще и на место проводила, усадила, и поклонилась в благодарность! И еще каблуками щелкнула, как гусар в мундире! По-моему, это ты уже чересчур! Он же ничего плохого не хотел!
46 
