59 
– Княгиня, – дрожащим голосом обратился он.
Повернулась не сразу, взгляд задумчивый, но глаза сияют пуще звезд. Губы тронула легкая улыбка, слишком грустная, чтобы быть достойной этой прекрасной женщины.
– Ты принес дурные вести? – догадалась она.
Не в силах говорить, Добродей кивнул.
– Ну, ничего… Может, завтра боги смилостивятся.
К горлу подступил ком, Добродей пытался его проглотить, но не смог.
– Что-то еще? – Голос Диры прозвучал удивленно, брови взлетели на середину лба.
– Дальше высматривать без толку, – пробормотал гридень. – До весны точно не вернется. Зазимовал он…
Княгиня не дрогнула, только глаза вдруг потухли и заполнились горючей влагой.
* * *
Зато весна случилась по-настоящему радостная. Еще снег не сошел, не отзвенели капели, когда гридень Златан распахнул дверь общего дома и переступил порог. Только неудачно, споткнулся тут же покатился кубарем.
– Едет! – прокричал он, еще не встав с колен.
Вопросов никто из дружинников не задавал. Старший тут же рванул к княжескому терему, Диру обрадовать. Остальные торопливо надевали брони и плащи, мчались к конюшне. Добродей побежал вместе со всеми, отчаянно надеясь, что рот от улыбки не порвется.
Влетев в седло, мчался к пристани. После, вслед за самыми нетерпеливыми, по берегу Днепра. Копыта то утопали в грязной жиже, то с хрустом проламывали ледяные корки снежного наста. В низинах снега до сих пор по колено и холодно, как в могиле.
Радостное солнце припекало по-летнему, но ветер по-прежнему ледяной. Заметив это, кто-то из старших пробормотал:
– Не к добру…
Так и вышло.
Лодьи Осколода не мчались, подгоняемые ветром, а ползли вдоль берега. И было их всего две. Под пузатыми бортами, как сонные муравьи, копошились поденщики-бурлаки.
Добря все понял, обо всем догадался, но прикусил язык. Так же поступили и другие…
Князь заметно постарел, глаза, что прежде светились, будто самоцветы, потухли. Он сглотнул ком в горле, предвкушая скорые расспросы, по спине побежал холодок.
Ему казалось, что зимовка в чужих краях приглушила боль поражения, да не тут-то было. Возвращение в родную землю всколыхнуло болезненные воспоминания, вернуло картине крушения позабытые краски. Не сразу, но Осколоду придется рассказать людям, что приключилось…
Как стремительно налетела буря, как море уподобилось бурлящему котлу и разом поглотило половину кораблей. Как злой ветер с ромейской стороны погнал остальные к скалистому берегу, бросил на камни. Как ревущие воды кидали в воздух расщепленные доски и изломанные тела, как слизывали кровь жадные волны.
Падая в забвенье, Осколод с грустью подумал – все кончено, но даже здесь Удача повернулась спиной к князю. Он выжил. Падающая мачта едва не размозжила Осколоду череп, он очнулся только вечером.
Хорнимир поведал: едва упала мачта главного корабля, ветер стих, ушел высоко в небо, унося с собой черную, пышущую молниями тучу. Море в одночасье стало спокойным, гладким, на небосводе показалось солнце. Только кораблей больше не было. На волнах качались два жалких, побитых суденышка.
Вскоре послышались крики – те, кто чудом уцелел, оказавшись в море, хватались за деревянные обломки, звали. Но сил спасать живых не было. Не было даже весел, чтобы направить лодьи к берегу.
Крики людей смешались с криками чаек, нескольким удалось добраться до лодьи, этих с трудом втащили на палубу. Переведя дух, отыскали два толстых каната – то немногое, что не смогли утащить волны, но спасти других не смогли: на спокойной глади моря появились пятнистые волнорезы плавников. Морские собаки людей не пожирали, только надкусывали…
На плаву было лишь две лодьи, уцелело всего полторы сотни воинов, это с теми счастливцами, кого-таки вынесло на берег. Причем оба судна лишились мачт, весел и прави́л. Теперь остается уповать на чудо, молить морского царя прибить лодьи хоть к какой-то земле.
Подводный владыка смилостивился, но не сразу. Когда лодья Осколода достигла берега, люди едва держались на ногах, валились в песок, измученные морской болезнью и нестерпимой жаждой. Второй корабль прибило к берегу в нескольких верстах южнее.
Волны выносили на берег осколки побитых кораблей, с их помощью удалось залатать уцелевшие лодьи. Но добраться до Киева по предзимью все равно не успевали, возвращение отложили до весны…
Весть о неудаче Осколода пронеслась по городу злым, сокрушающим ураганом. Киев наполнился плачем – давно такого горя не случалось.
59 
