62 
– Авось не придут, – успокоил воевода князя.
– Нет. Чую, еще наплачется Киев, – вздохнул тот обреченно. – Не печенеги, так угры нагрянут. А силы, Хорнимир, нет. Надо город поднимать. Новых ратников растить надобно. В этот раз отбились, а потом что будет?
Хотел было Хорнимир ответить, что в несчастливый день пошел Осколод на Царьград, хотел было молвить, что погубил князь лучших из лучших в том злосчастном походе, да промолчал. Нынче Осколод победитель, худое скоро забудется, а успех дольше помнится… Стало быть, как боги рассудят.
– Наш бек, аднака, Аса-Халиб в шатер зови! – продолжил хазарин, помогая себе жестами, мол, вон в ту сторону, где и точно распахнулись на ветру дорогие восточные шелка. – Ступай, Ас-Халиб, и вои свои брать с собой. Бек, да будут бесконечны дни его, героев уважай, хорошо корми-пои, затем дело говори.
Князь встретил тяжелый укоризненный взгляд воеводы и отвел помутнелые очи…
Глава 7
А следующую напасть предугадать не мог никто. Даже боги, кажется, с недоумением взирали на ромейский парус…
– Ромеи? В Киеве? – воскликнул Осколод.
Он рывком поднялся на ноги, чуть задел стол. Золотая чара с вином покачнулась, щедро плеснув на скатерть драгоценный напиток. Рядом от испуга взвыл любимый пес князя и тут же умчался, получив увесистый пинок под зад.
– Всего одна, – кивнул Хорнимир. – И ветер ей благоволит. Лодья движется ходко, не успеет стемнеть – пристанет к берегу.
Осколод ответил мрачно:
– Не мог византийский император послать всего одно судно. Видать, остальных пороги придержали…
– Вряд ли. Судно по виду торговое. На стяге и парусе – кресты.
– Вот как? Не верится, что ромеи с миром… Впрочем… – Голос князя из растерянного стал раздраженным. – Встреть этих путешественников. И если понадобится, досыта накорми… стрелами. А коли взаправду послы доброй воли, вели просто накормить… Мне на ночь с ними говорить недосуг.
Хорнимир поклонился и спешно покинул палаты.
Лошади нетерпеливо гарцуют, дружинники мечут гневные взгляды. Встречать византийскую лодью вызывались все, но воевода назначил в отряд только тех, кто ходил на Царьград.
Ромеи привезли с собой злой холодный ветер, а едва причалили, небеса разразились дождем.
Воевода остановил отряд в десятке шагов от пузатого бока судна. Видя Хорнимира и недовольных дружинников при полном оружии, ни один горожанин даже из чистого любопытства не решился приблизиться к злосчастной лодье, толпа собиралась поодаль. Сами ромеи на берег ступить боялись, только выглядывали из-за бортов.
Наконец, у края показался невысокий седатый мужик с неуместной улыбкой на лице. Он важно пригладил короткую бороду, приветливо поднял руку. Ответом старцу стал недобрый рык Хорнимира и лязг железа.
* * *
– Здравы будьте, киевляне! – провозгласил седатый ромей по-славянски. Голос оказался совсем не старческим, глубоким и сильным. Слова, к удивлению многих, прозвучали как песня. – Разрешите… ступить на сей берег, будь он благословенен!
– Лихо он по-нашему насобачился, – пробормотал воевода и гаркнул: – И тебе не хворать! Кто таков?
Старец растянулся в довольной улыбке, сложил ручки поверх небольшого животика. Тут же, будто невзначай, скользнул взглядом по собственной одежде. Пусть шелка были неяркими, но богатство этих тканей видно издалека. Значит, не только воевода, даже дворовый пес сможет различить в нем человека важного…
– Звать меня Михаилом, – кивнул ромей. – В Скифию Киевскую прибыл по велению Императора Византийского, христолюбивого базилевса[14] Константинополя, и с благословления патриарха Фотия[15]. Привез богатые дары для архонта Осколода да архонтиссы Диры и договор о нерушимой дружбе.
– Дружбе? – усмехнулся воевода. – Да неужели?
Ромей пожал плечами, отозвался с прежним благодушием:
– Что спорить? Позволь дары передать и слово грозному владыке Киева молвить!
Ухмылка держалась на губах воеводы как приклеенная, глаза метали молнии. Хорнимир махнул рукой, сказал не без издевки:
– А… сгружай.
– Как? Прям на пристань? – удивился посланник.
– А чем тебе, ромей, наша пристань не нравится?
Теперь улыбка Михаила стала примиряющей. Хорнимир с неудовольствием отметил, что чужестранец, судя по всему, имеет запас улыбок на все случаи жизни. Сам воевода подобных людей не встречал, но слыхивал, дескать, эти пострашнее самого лютого воина будут.
14
Император Михаил III царствовал совместно с матерью с 842 г., с 856 г. – единовластно. Убит 23 сентября 867 г. в результате дворцового переворота будущим императором Василием I, фактическим соправителем Михаила в тот год. Василию I же и была приписана миссия первого крещения Киева при Аскольде/Осколоде, пришедшегося как раз на момент смены власти в Константинополе. Утверждалось, что Аскольд сам прислал посольство к Василию и умолял крестить его.
15
Фотий (ок. 810–893 гг.), патриарх Константинопольский в 858–867 и 877–886 гг., очевидец нападения руси на Константинополь и его осады с 18 июня по 3 августа 860 г. Указывает на внезапность появления руси и столь же неожиданное отступление варваров с богатой добычей. Это дает основание сделать вывод о том, что летописный эпизод с бурей, разметавшей корабли Аскольда/Осколода, следует отнести к последующему, но уже неудачному набегу несколькими летами спустя. Фотий – инициатор крещения Аскольда и его окружения в середине 860-х гг., о чем свидетельствуют собственная «Энциклика» патриарха 867 г. и продолжатель Феофана в «Хронографии» 961 г. Никоновская летопись ошибочно относит это событие к 875 г. и связывает на волне антифотианства с деятельностью патриарха Игнатия, умершего 23 ноября 877 г.
62 
